Меню Закрыть

Карнизм – Почему мы любим собак, едим свиней и носим шкуры коров. Мелани Джой (часть 1)

Содержание

Почему мы любим собак, едим свиней и носим шкуры коров. Мелани Джой (часть 1)

Введение в карнизм, мировоззрение, которое позволяет нам есть одних животных и не позволяет есть других.

О величии нации и её нравственном развитии можно судить по тому, как она обращается с животными

Махатма Ганди

Представьте на минутку следующую ситуацию. Вы — гость(я) на изящном званом ужине. Вы сидите в окружении других гостей за пышно накрытым столом. В зале тепло, огонь от свечей трепещет в отражении хрустальных бокалов, ведутся расслабленные беседы. С кухни доносятся аппетитные ароматы изысканных яств. Вы не ели весь день, и в животе у вас бурлит.

Наконец, после некоторого ожидания, которое длилось, казалось, целые часы, ваша подруга, закатившая этот пир, появляется из дверей кухни с кастрюлей кипящего пикантного рагу. Комнату заполняют ароматы мяса, пряностей и овощей. Вы накладываете себе щедрую порцию и, проглотив несколько кусочков нежной плоти, просите у подруги рецепт.

— С удовольствием расскажу, — говорит она. — Для начала тебе понадобится два с половиной килограмма хорошо маринованного мяса золотистого ретривера, а потом…

Золотистого ретривера? Вероятно, вы замираете с непрожёванным куском во рту, когда понимаете смысл её слов: мясо у вас во рту — собачье.
Что теперь? Вы продолжаете есть? Или вас выворачивает от осознания того факта, что у вас на тарелке золотистый ретривер, и вы только что отведали какую-то его часть? Быть может, вы отделите мясо и съедите только овощи? Если вы принадлежите к большинству американцев, то от известия о том, что вас потчевали собачатиной, ваше наслаждение сменится отвращением. Возможно, вам внушают омерзение даже овощи, потому что соседство с мясом их испортило.

Но давайте предположим, что ваша подруга засмеется и скажет, что разыграла вас. Что на самом деле это мясо вовсе не золотистый ретривер, а говядина. Как вы теперь отнесётесь к вашей еде? Полностью ли вернулся к вам аппетит? Сможете ли вы снова вкушать блюдо с тем же энтузиазмом, с каким делали это изначально?  Несмотря на то, что некоторых людей может заинтриговать идея поедания собачатины, в США такие люди составляют меньшинство, в то время как в этой книге описывается в целом американский опыт. вашей тарелке — это та же самая еда, что и несколько секунд назад, вы продолжите испытывать частичный дискомфорт; дискомфорт, который может преследовать вас и в следующий раз, когда вам подадут говяжье рагу.

Что здесь происходит? Почему определённая еда вызывает подобные эмоциональные реакции? Как такое возможно, чтобы пища, названная одним словом, воспринималась в качестве деликатеса, а при другом наименовании становилась практически несъедобной? Главный ингредиент рагу — мясо — на самом деле вообще не изменился. Он как был плотью животного, так ею и остался. Он просто стал — вернее, якобы стал, да и то лишь на мгновение — мясом другого животного. Отчего же у нас столь кардинально различные реакции на говядину и собачатину?

Ответ на все эти вопросы может быть сформулирован всего одним словом: восприятие. Мы реагируем по-разному на разные виды мяса не потому, что они отличаются физически, а потому что мы их по-разному воспринимаем.

Проблема с поеданием собак

Одна из причин, по которым мы столь по-разному воспринимаем говядину и собачатину, заключается в том, что мы по-разному смотрим на коров и собак. Наиболее частый — и, как правило, единственный — контакт, какой мы поддерживаем с коровами, возникает тогда, когда мы едим их плоть или надеваем их шкуры. Между тем, для огромного числа американцев наши взаимоотношения с собаками немногим отличаются от взаимоотношений с людьми. Мы обращаемся к ним по именам. Мы прощаемся, когда уходим, и здороваемся, когда возвращаемся. Мы делим с ними кровать. Мы с ними играем. Мы покупаем им подарки. Мы носим их фотографии в бумажниках. Мы таскаем их к врачу, если они заболевают, и можем потратить тысячи долларов на лечение. Мы хороним их, когда они нас покидают. Они смешат и огорчают нас. Они — наши верные спутники, наши друзья, наша семья. Мы любим их. Мы любим собак и едим коров не потому, что они фундаментально различаются — коровы, как и собаки, имеют чувства, предпочтения и сознание, — а потому, что по-разному их воспринимаем. И, следовательно, наше восприятие различных видов мяса тоже варьируется.

Примечательно, что люди разных культур воспринимают одно и то же мясо по-разному. Например, реакция индуистов на говядину вполне может быть такой же, как реакция американского христианина на собачатину.

У нас есть общие представления обо всех объектах, включая животных. Животное, например, может быть классифицировано как жертва, хищник, вредитель, компаньон или еда. То, как мы классифицируем животное, в свою очередь, определяет то, как мы к нему относимся — охотимся на него, удираем от него, истребляем его, любим его или едим его. Между категориями могут встречаться совпадения (животное может быть и жертвой, и едой), но когда речь заходит о мясе, то животное — либо еда, либо не еда. Иными словами, у нас есть общее представление, которое классифицирует, какое животное съедобно, а какое — нет.

Интересно становится тогда, когда нам подсовывают мясо животного, которое мы классифицировали, как несъедобное: мы автоматически представляем себе живое существо, от которого оно было получено, и склонны чувствовать отвращение при одной мысли, что его можно есть. Процесс восприятия движется в данной последовательности: мясо золотистого ретривера (раздражитель) – несъедобное животное (убеждение/восприятие) — образ живой собаки (мысль) — отвращение (чувство) — отказ или нежелание есть (действие).

Давайте вернёмся на воображаемый званый ужин, когда вам сказали, что вы едите золотистого ретривера. Если бы такая ситуация действительно возникла, вы бы продолжали чувствовать те же запахи и ощущать тот же вкус, что и секунды тому назад. Но теперь ваш разум, вероятно, сформировал образ золотистого ретривера, например, бегущим по саду за мячиком или свернувшимся калачиком у камина. Вместе с такими эмоциями обыкновенно приходит сопереживание и тревога за собаку, которую убили, а вместе с ними и отвращение при мысли о поедании этого животного.

И наоборот, если вы сродни большинству западных людей, то при поедании говядины вы вовсе не рисуете себе картину коровы, которую убили, чтобы приготовить для вас это мясо. Вместо этого вы видите только «еду» и фокусируетесь на её вкусе, аромате и текстуре. Когда люди контактируют с говядиной, они обычно пропускают ту часть процесса восприятия, которая выстраивает ментальную связь между мясом и живым существом. Разумеется, все в курсе, что говядину получают от коров, но когда мы её едим, мы имеем свойство избегать думать на эту тему.

Мы считаем приемлемым есть коров, но не собак, поэтому воспринимаем коров, как съедобных животных, а собак — несъедобными, и действуем соответствующим образом. И этот процесс цикличен; не только наши убеждения в конечном счёте влияют на наши действия, но и наши действия усиливают наши убеждения. По мере того, как мы продолжаем воздерживаться от мяса собак и есть коров, мы всё больше укрепляем наши убеждения относительно того, что коровы съедобны, а собаки — нет.

Привычный вкус

Большинство наших вкусовых предпочтений, в сущности, приобретённые. Иначе говоря, при всей широте восприятия вкусового спектра, нам нравится то, что, как мы усвоили, нам должно нравиться.

Невзирая на то, что вкусовые предпочтения во многом обусловлены культурой, люди по всему миру склонны рассматривать свои предпочтения, как рациональные, а всякое отклонение — как оскорбительное и омерзительное. Например, многим людям отвратительно при мысли об употреблении молока, добытого из коровьего вымени. Другие не в состоянии постичь поедание бекона, ветчины, говядины или курицы. Третьи видят в употреблении яиц употребление эмбрионов (каковыми яйца технически и являются). А теперь представьте, каково вам было бы кушать хорошо прожаренного тарантула (волосы, клыки и всё прочее), как это делают люди в Камбодже; паштет из кислых, маринованных яичек барана, как это практикуют некоторые гурманы в Исландии; или эмбрионы утки — яйца, которые уже оплодотворились и содержат частично сформировавшихся птиц с перьями и зародившимися крыльями — как в некоторых регионах Азии. Когда речь заходит о продуктах животного происхождения, все вкусы — приобретённые.

Недостающее звено

То, как мы реагируем на перспективу поедания собак и других несъедобных животных, представляет собой странный феномен. Куда более странно, однако, то, что мы не реагируем на перспективу поедания коров и других съедобных животных. Когда дело касается таких животных, в нашем процессе восприятия присутствует необъяснимый пробел, недостающее звено; мы не в состоянии выстроить связь между мясом и его источником. Вы когда-нибудь задумывались над тем, почему из десятков тысяч видов животных люди выбрали лишь нескольких, кого они готовы есть? Что поражает в нашем выборе между съедобными и несъедобными животными, так это не наличие отвращения, а его отсутствие. Почему нам не противно есть крайне ограниченное число видов животных, которых мы считаем съедобными?

Имеющиеся данные позволяют утверждать, что отсутствие у нас отвращения — это в большой степени, если не полностью, явление приобретённое. Мы не рождаемся с готовыми общими представлениями; они выстраиваются. Наши общие представления проистекают из очень тщательно структурированной системы убеждений. Эта система диктует, какие животные съедобные, и позволяет употреблять их, защищая от чувства какого-либо эмоционального и психологического дискомфорта, когда мы это делаем. Система учит нас, как не чувствовать. Наиболее очевидное ощущение, которого мы лишаемся, это отвращение, но за ним скрывается эмоция, куда более важная для нашего ощущения себя: наше сопереживание.

От эмпатии к апатии

Главный инструмент системы — это психическое онеменение, психологический процесс, с помощью которого мы отключаемся, ментально и эмоционально, от нашего опыта, даём себе «онеметь». Само по себе психическое онемение не является злом; это нормальная, неизбежная часть повседневной жизни, позволяющая нам функционировать в непредсказуемом и полном насилия мире и справляться с болью, если мы становимся жертвами насилия. Психическое онемение адаптивно и даже благотворно, когда помогает вам справляться с насилием. Но оно принимает неадекватную форму, становится деструктивным, когда используется для того, чтобы попустительствовать насилию, даже если это насилие творится далеко на скотобойнях, где животных превращают в куски мяса.

Главная защита системы — это незаметность… Незаметность позволяет нам, скажем, употреблять говядину, не представляя себе животное, которое мы едим; она маскирует от нас наши мысли. Незаметность также помогает нам безопасно отгораживаться от неприятного процесса выращивания и убийства животных ради мяса. Первый шаг — это разобраться с тем, что такое мясо. Второй — разрушить незаметность системы, изобличив её принципы и практики, которые скрывались с самого начала её зарождения.

Глава 2. Карнизм: «Просто так устроен мир»

Задумайтесь, без самоцензуры, какие слова приходят вам на ум, когда вы представляете себе собаку. А потом проделайте то же самое, но уже со свиньей. Затем остановитесь и сравните ваши описания этих животных. Замечаете разницу? Когда вы думали о собаке, вы, вероятно, мысленно произнесли слово «милая»? «Верная»? А когда представляли свинью, не крутились ли в вашей голове слова «пот» и «грязь»? Вы не называли свинью «грязной»? Если ваши слова совпадали с теми, что я упомянула, то вы относитесь к большинству.

Собаки — это, разумеется, наши друзья и члены семьи, тогда как свиньи — еда.

Когда наше отношение и поведение по отношению к животным столь непоследовательны, и эта непоследовательность не ставится под вопрос, мы можем смело сказать, что живем в обществе абсурда. Потому что это абсурд, когда мы любим собак и едим свиней и не можем объяснить, почему мы так поступаем.

Многие из нас проводят немало минут в аптечном ряду, размышляя, какую зубную пасту приобрести. И при этом большинство из нас никогда не задумывалось над тем, почему мы едим животных определенных видов. Наш потребительский выбор стимулирует индустрию, которая убивает 10 миллиардов животных в год только в Соединенных Штатах. Если мы решаем поддерживать эту отрасль, и лучшее объяснение, которое мы можем найти нашему решению, сводится к словам о том, что просто так устроен мир, то у нас явно что-то не так. Что может заставлять целое общество отключить мозги и даже не замечать этого? И хотя вопрос звучит довольно сложно, ответ на него очень прост: карнизм.

Карнизм

Термин «мясоед» изолирует практику употребления плоти, словно она отделена от убеждений и ценностей человека. Но является ли поедание мяса поведением, которое существует независимо от системы убеждений?

В большинстве индустриальных стран мира мы едим мясо вовсе не потому, что нам приходится это делать; мы едим его, потому что так решаем. Нам не нужно мясо для выживания или для того, чтобы сохранить здоровье; миллионы здоровых вегетарианцев-долгожителей уже доказали верность этого утверждения. Мы едим мясо только потому, что мы всегда это делали, а также потому, что нам нравится его вкус. Большинство из нас ест животных просто потому, что так устроен мир.

Карнизм — это система убеждений, в рамках которой поедание животных определенных видов считается этичным и приемлемым. Карнисты — люди, которые едят мясо — не равнозначны плотоядным. Выживание плотоядных животных зависит от мяса. Карнистов нельзя назвать и всеядными. Всеядное животное, как человеческое, так и нечеловеческое, имеет физиологическую способность переваривать и мясо, и растительную пищу. Но, подобно «плотоядному», «всеядный» — это термин, характеризующий чье-либо биологическое строение, а не философские воззрения. Карнисты едят мясо не потому, что нуждаются в нём, а потому что выбрали такой тип питания, а выбор всегда проистекает из убеждений.

Продолжение следует…


www.oum.ru

Карнизм, или Почему мясоедение считается нормой

Доктор Мелани Джой, получившая образование в Гарварде и вставшая на защиту веганства, в своей книге «Почему мы любим собак, едим свиней и носим шкуры коров», вышедшей в 2001 году, ввела термин «карнизм», чтобы описать пищевые предпочтения человечества, существующие в глобальных масштабах.

Карнизм (лат. carnis — ‘мясо, плоть’) — это сложившаяся система убеждений, что мясоедение является естественным для человека, и что нормально дружить с одними животными, а представителей других видов выращивать для дальнейшего употребления в пищу.

Приверженцы карнизма не осознают противоречивости своих действий, но убеждены в том, что веганство неестественно для человека и является пищевым извращением. «Мы не рассматриваем мясоедение так, как в случае с вегетарианством, когда это выбор, основанный на ряде предположений о животных, нашем мире или о себе самих. Мы рассматриваем мясоедение как данность, как “естественный” ход вещей, как то, что было всегда и всегда будет. Мы едим животных безо всяких размышлений о том, что мы делаем и почему», — говорит в своей книге Мелани Джой. В мире, где главенствующей идеологией является карнизм, большинство действий человек совершает неосознанно, даже не подразумевая, что у него есть выбор, — кладёт в тарелку мясо мёртвых животных, носит изделия из меха, эксплуатирует животных для выполнения тяжёлой физической работы и т. д.

В своей книге Мелани Джой ввела правила «трёх Н», которыми карнисты подтверждают правоту своей деятельности, считая употребления мяса в пищу Нормальным, Натуральным, Необходимым. Такая идеология противоречит основополагающим человеческим ценностям, активируя в людях равнодушие в ущерб таким естественным чувствам, как сочувствие и сострадание.

Для того чтобы изменить ситуацию и перестать быть легко манипулируемой частичкой социума, подчинённой жестоким правилам системы, необходимо осознать себя как сильного индивида, изменить образ мышления, научиться жить в гармонии с собой и окружающим миром, руководствуясь законами совести, а не деспотии и вседозволенности.

Источник: plantbasednews.org/post/carnism-why-do-we-eat-animals-3-copy

www.oum.ru

Карнизм — Википедия

Карнизм (лат. carnis — мясо, плоть) — это психологическая концепция, в рамках которой выдвигается утверждение о наличии одноимённой идеологии, строящейся на системе убеждений о правомерности потребления в пищу продуктов животного происхождения, особенно мяса. Термин «карнизм» был предложен социальным психологом Мелани Джой в 2001 году и популяризирован в её книге «Почему мы любим собак, едим свиней и носим шкуры коров»[1].

Согласно концепции, центральное место в идеологии карнизма занимает принятие поедания мяса в качестве чего-то «естественного», «нормального», «необходимого» и «приятного»[1]. Важной особенностью карнизма является выделение отдельных видов животных в качестве допустимых к употреблению в пищу, а также одобрение тех мер в их отношении, которые бы применительно к другим, «несъедобным», видам трактовались как жестокие. В соответствии с концепцией, деление животных на съедобных и несъедобных является культурно обусловленным. В качестве примера можно привести то, что в Китае и Южной Корее собаки считаются допустимыми к употреблению в пищу, в то время как в странах Европы они считаются домашними животными, и их поедание находится под запретом.

История

Проанализировав историю вегетарианства и противодействия ему со времён древней Греции до наших дней, литературовед Ренан Лару выделил общие для приверженцев карнизма (в их отношении употребляется термин «карнисты») аргументы в поддержку их мировоззрения. По словам литературоведа, карнисты обычно считают, что вегетарианство — это нелепая идея, что для человечества естественно подчинение себе животных, и что воздержание от доминирования по отношению к животным может представлять угрозу для людей. Ренан Лару также обнаружил, что взгляд, будто животные на фермах не страдают и смерть на бойне лучше смерти от болезни или хищников, получил особое признание в XIX веке[2].

В 1970-х годах традиционные взгляды на отношение к животным были изменены защитниками прав животных, в том числе психологом Ричард Райдеромruen, который в 1971 году ввел понятие «видовой дискриминации». Данный термин обозначает присвоение прав и особого отношения отдельным особям исключительно на основе их видовой принадлежности.

В 2001 году Мелани Джой ввела термин карнизм для той формы видовой дискриминации, которая, как она утверждает, лежит в основе использования животных в пищу и, в частности, убийства их ради мяса. В своей книге «Почему мы любим собак, едим свиней и носим шкуры коров» Джой пишет:

Мы не рассматриваем мясоедение так, как вегетарианство — как выбор, основанный на ряде предположений о животных, нашем мире и нас самих. Скорее, мы воспринимаем это как данность, «естественную» вещь, как что-то, что всегда было и всегда будет. Мы едим животных, не задумываясь о том, что мы делаем и почему, потому что система убеждений, лежащая в основе этого поведения, невидима. Эта невидимая система убеждений и есть то, что я называю карнизмом.[3]

Основные положения карнизма

Центральным аспектом карнизма является то, что люди подразделяют животных на разные группы в соответствии с принятыми в их культуре убеждениями. Мелани Джой утверждает, что эти группы определяют, как люди относятся к животным внутри них, влияют на субъективное восприятие чувств и интеллекта относящихся к ним особей, а также уменьшают или усиливают сочувствие и беспокойство о них. Так, люди более охотно едят животных, которые, по их мнению, обладают меньшими умственными способностями, и, наоборот, приписывают меньшие умственные способности тем животным, которых едят. Кроме того, эти отношения являются причинно-следственными: категоризация животных в качестве пищи или непосредственное поедание мяса заставляют людей приписывать сниженные умственные способности таким животным[1].

Как утверждает Мелани Джой, принятие поедания мяса в качестве «естественного», «нормального», «необходимого» выражается в том, что люди вынуждены верить, будто они достаточно эволюционировали, чтобы позволить себе есть мясо, будто такое поведение ожидается от них обществом, и будто поедание мяса необходимо, чтобы выжить и быть сильными[4].

Также для карнизма характерны два положения, которые, по мнению Мелани Джой, наравне с описанными выше постулатами, поддерживают существование подобного мировоззрения. Во-первых, это уход от рассмотрения происхождения мясных продуктов. В качестве примера психолог указывает то, что мясо редко подают с головой животного или другими частями тела, которые бы напоминали о происхождении блюда. Во-вторых, это так называемая «концепция спасения от убоя», выражающаяся в том, что средства массовой информации сосредотачиваются на одном животном, которое избежало убоя, придавая этому выдающуюся роль, игнорируя при этом миллионы особей, которые этого не сделали[4].

Неакадемическое восприятие

В статьях, опубликованных в изданиях «The Huffington Post», «The Statesman» и «The Drum», где освещались вопросы вегетарианства и отношения к употреблению мяса, высоко оценили идею выделения карнизма, написав, что этот термин облегчает обсуждение и оспаривание практики эксплуатации животных[5][6][7].

В статье, опубликованной изданием «Drovers Cattle Network», освещающим мясную промышленность, раскритиковали использование термина карнизм, говоря, будто он подразумевает, что употребление в пищу продуктов животного происхождения является «психическим заболеванием»[8].

См.также

Примечания

  1. 1 2 3 Joy, Melanie (2011) [2009]. Why We Love Dogs, Eat Pigs, and Wear Cows: An Introduction to Carnism. Conari Press
  2. ↑ Desaulniers, Élise (30 January 2015). «Le végétarisme et ses ennemis: entrevue avec Renan Larue».
  3. ↑ Joy, Melanie (2011) [2009]. Why We Love Dogs, Eat Pigs, and Wear Cows: An Introduction to Carnism. Conari Press, p. 9
  4. 1 2 Joy, Melanie (2011) [2009]. Why We Love Dogs, Eat Pigs, and Wear Cows: An Introduction to Carnism. Conari Press, p. 95
  5. ↑ Spencer, Stephan (13 Sep 2013). «Friend or Food? The Ideology of How We Decide». The Huffington Post: The Blog.
  6. ↑ Gandhi, Maneka (5 Jul 2015). «From cuisine to corpses to ‘carnism'». The Statesman.
  7. ↑ Fox, Katrina (28 Sep 2010). «Eating meat isn’t natural: it’s carnism». The Drum. ABC.
  8. ↑ Murphy, Dan (19 Aug 2011). «Commentary: The carnist conundrum». Drovers Cattle Network.

Ссылки

wikipedia.bio

Почему мы любим собак, едим свиней и носим шкуры коров. Мелани Джой (часть 2)

Введение в карнизм, мировоззрение, которое позволяет нам есть одних животных и не позволяет есть других.

Мы видим вещи не такими, какие они есть, а такими, какие мы есть.

Анаис Нин

Карнизм, идеология и статус-кво

Современный карнизм организован посредством широкомасштабного насилия. Такой уровень насилия необходим для убийства животных в количествах, достаточных для того, чтобы мясная индустрия получала прибыль в нужных объемах.

Насилие карнизма настолько велико, что большинство людей не желает быть его свидетелями, а те, кто решается на это, приходят в настоящее смятение. Когда я показываю фильм о производстве мяса студентам на занятиях, я принимаю определенные меры предосторожности, чтобы быть уверенной в безопасности психологической окружающей среды, которая позволяла бы подвергать студентов просмотру кадров, неминуемо приносящих им страдания.

Я лично работала с множеством зоозащитников, страдавших от посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), полученного в результате продолжительного наблюдения за процессом забоя; их мучают навязчивые мысли, кошмары, непроизвольные рецидивирующие воспоминания, проблемы с концентрацией, тревожность, бессонница и целый ряд других симптомов.

Как только мы по-настоящему задумаемся над тем, что именно мы едим, как только осознаем, что в наших кулинарных вкусах присутствуют не только наши естественные, беспримесные предпочтения, тогда аргумент «просто потому что так устроен мир» перестанет быть достаточно вразумительным объяснением того, почему же мы все-таки едим свиней, а не собак.

Подавляющее число животных, которых мы едим, это вовсе не «довольные буренки» и «счастливые наседки», резвящиеся на зеленых лугах и в открытых амбарах, как нас в этом пытается убедить агропромышленный комплекс. Они не спят в просторных вольерах на свежем сене. С момента своего рождения они содержатся в тесных клетях, где страдают от болезней, высоких и низких температур, большой скученности, жестокого обращения и даже психоза. Несмотря на превалирующие образы сельскохозяйственных животных, маленькие, семейные фермы уверенно уходят в прошлое; сегодня животных содержат в основном на огромных «промышленных фермах», где они томятся вплоть до поездки на бойню.

…подсчитано, что до 500 миллионов животных, которым уготовано стать едой, умирает, не достигнув скотобойни: эти возможные потери заранее вносятся в стоимость продукции. Именно подобные меры по сокращению расходов делают современное производство мяса одной из самых негуманных практик в человеческой истории.

Предприятия, производящие львиную долю мяса, попадающего на наши тарелки, в сущности, незаметны. Мы их не видим. Мы не видим их, потому что они располагаются в удаленных местностях, до которых большинство из нас не добирается. Мы не видим их, потому что у нас нет права доступа внутрь, даже если бы мы захотели туда попасть. Мы не видим их, потому что их грузовики, как правило, закрыты и не промаркированы.

Закон о терроризме на животных предприятиях от 2006 года — документ, который жестко критиковался правозащитниками, как неконституционный — ставит вне закона участие в деятельности, результатом которой становится экономический вред животным предприятиям.

Предполагается, что сельскохозяйственные животные должны быть оглушены и оставаться без сознания прежде чем их убьют. Однако некоторые свиньи находятся в сознании, когда их подвешивают за ноги вниз головой, они пинаются и борются за жизнь по мере продвижения по конвейеру, пока им не перережут глотку. Ввиду высокой скорости, на которой производится оглушение, а также в связи с тем, что многие рабочие оказываются плохо подготовлены к забою, некоторые свиньи пребывают в сознании и на следующей стадии конвейера, когда их погружают в кипяток, чтобы отделить от тела щетину. Айснитц пишет о том, как рабочие оставляли визжащих свиней болтаться привязанными за ногу, уходя на обед, и о том, как тысячи свиней опускались в кипящую воду живьем и в полном сознании.

На линии конвейера коров оглушают, сковывают цепями, подвешивают, режут, потрошат и свежуют. Так же, как и в случае со свиньями, нехватка умелых рабочих и сумасшедшая скорость конвейера препятствуют надлежащему оглушению, и многие коровы отправляются дальше в сознании. Коровы в этом состоянии крайне опасны для рабочих, потому что когда животное весом около 450 килограммов дергается и трясется, оно может выпутаться из оков и рухнуть на кого-то из рабочих с высоты в 4,5 метра. Даже когда животное оглушают надлежащим образом, порой требуется множество раз ударить его током, чтобы оно потеряло сознание.

В США мы убиваем ради мяса и яиц примерно 9 миллиардов птиц. Бройлерных кур и индюшек выращивают на мясо, и хотя в естественных условиях они живут до десяти лет, на промышленных фермах продолжительность их жизни составляет 7 и 16 недель соответственно, что, по сути, означает, что всякий раз, как мы едим мясо птицы, мы едим птенцов. Существенное сокращение продолжительности жизни связано с рационом из продуктов, содержащих так много лекарств, стимулирующих рост, что они вырастают до невероятных размеров с бешеной скоростью, как если бы человек весил 158 кг в возрасте двух лет. По этой причине птицы, выращиваемые на мясо, страдают от бесчисленных деформаций частей тела. Их ноги не в состоянии удерживать вес тела и поэтому зачастую искривлены или сломаны; птицы не могут много двигаться из-за хронических болей в суставах. А когда приходит время отправляться на забой и их втискивают в клетки, которые ставят одну на другую, они страдают от переломов или смещений крыльев, бедер и ног, а также от внутренних кровоизлияний.

Исторически сложилось так, что социально уязвимые группы населения считались куда более устойчивыми к болевым ощущениям. Это предположение использовалось для оправдания их страданий. Например, ученые XV века прибивали лапы собак гвоздями к доскам, разрезали их и экспериментировали на них, пока те находились в полном сознании, и воспринимали вопли, которые те издавали, как чисто механическую реакцию — почти то же самое, что часы, которые звонят, когда приходит нужное время. Аналогичным образом вплоть до 1980-х американские врачи делали детям полостные операции без болеутоляющих и анестезии; крики детей объяснялись инстинктивными реакциями. И благодаря тому, что африканцев считали менее чувствительными к боли, чем белых, оправдывать существование жестокой практики рабства было проще.

Большинство людей обожает малышей, и представителей жвачных животных это тоже касается. Многих трогает вид новорожденного теленка, начинающего познавать этот мир, они питают умиление к его невинности, хрупкости и уязвимости. Вообще, телята на шатающихся ногах — завсегдатаи детских книжек. А теперь представьте себе шок американцев, когда они узнают об участи примерно миллиона телят в год, становящихся нежеланными побочными продуктами молочной индустрии. На самом деле, не будь молочной индустрии, не было бы и индустрии производства телятины.

На всем протяжении их короткой жизни — некоторых убивают в течение нескольких дней, но большинство живет от 16 до 18 недель — они прикованы за шею в стойле, столь узком, что они не могут ни повернуться, ни нормально лечь. А для того, чтобы сохранить бледный цвет их мяса, которым так славится телятина, животных специально кормят нееестественной для них пищей с низким содержанием железа, поэтому они все время находятся в хроническом состоянии, граничащем с анемией. Эти телята проводят свою жизнь в болезнях и тесноте, поэтому неудивительно, что у них развиваются некоторые из все тех же невротических реакций, что и у других животныех, переживающих сильный стресс: аномальное покачивание головой, монотонное почесывание, битье и жевание.

Морепродукты или морская жизнь? Рыбы и другие обитатели моря

Многие из нас чувствуют себя настолько отстраненными от рыб и других часто употребляемых морских созданий, что мы даже не считаем плоть рыбы мясом. В качестве примера, когда карнист узнает, что кто-то — вегетарианец, зачастую он задает вопрос: «А, то есть ты ешь только рыбу?» Мы имеем склонность не воспринимать плоть жителей моря в качестве мяса, потому что, хотя мы и знаем, что они не растения и не минералы, мы не думаем о них, как о животных. И, в продолжение логики, мы не считаем их чувствительными созданиями, имеющими жизнь, которой они дорожат. Мы воспринимаем их как аномальные растения, выдергивая их из океана так же легко, как мы выдергиваем ягоды с куста.

Ученые установили, что рыбы располагают набором болевых рецепторов в разных частях тела и излучают нейросигналы, которые работают как болеутоляющие, во многом как это делают эндорфины у людей.

Это исследование вызвало дебаты относительно этичности развлекательной рыбалки, в рамках которых зоозащитники настаивали на том, что протыкать рыбам рты ради веселья — это проявление жестокости к животным.

Тем не менее, 10 миллиардов морских обитателей убивают в год в США. Существует два метода отлова, выращивания и убийства этих животных: либо путем промышленного рыболовства, либо через аквакультуру, то есть разведение морских обитателей в естественных и искусственных водоемах. Оба эти метода приносят сильные страдания животным и существенный вред окружающей среде.

«Эта откровенная пытка должна прекратиться, и только такие люди, как мы, могут помочь»

В Южной Корее каждый год убивают миллионы собак ради их мяса. И пусть правительство официально не санкционирует торговлю собачатиной, оно эту торговлю и не запрещает. В данный момент закон о легализации этого рынка проходит рассмотрение, что позволит классифицировать собак, как скот, и приведет к бурному росту индустрии.

Южнокорейская торговля собачатиной сталкивается с агрессивными протестами зоозащитных групп и иностранцев — многие из которых употребляют мясо свиней, кур и коров.

Если бы у скотобоен были прозрачные стены

Сэр Пол Маккартни однажды заявил, что если бы у скотобоен были прозрачные стены, все бы стали вегетарианцами. Он имел в виду, что если бы мы знали правду о производстве мяса, мы бы больше не смогли есть животных. Тем не менее, на каком-то уровне мы и так знаем правду. Мы знаем, что производство мяса — это грязный бизнес, просто стараемся не углубляться в познания о том, насколько именно он грязен. Мы знаем, что мясо берется от животных, но решаем не связывать одно с другим. И зачастую мы едим животных и решаем не знать, что вообще делаем выбор. Насильственные идеологии структурированы таким образом, что мы не просто возможно, а неизбежно осведомлены о неприятной правде на одном уровне и при этом забываем о ней на другом. Феномен знания без знания — общий для всех насильственных идеологий. И в нем заключена основа карнизма.

Когда мы узнаем, как в действительности обстоят дела — когда открываем для себя скрытые внутренние механизмы системы — тогда, и только тогда мы оказываемся в положении, которое позволяет нам свободно принимать решения. Называя карнизм его именем и проливая свет на практики производства мяса, мы получаем возможность заглянуть за фасад системы.

Глава 4. Побочный ущерб: другие жертвы карнизма

Эти, другие жертвы карнизма редко попадают в центр внимания при обсуждении производства мяса. Они тоже невидимые жертвы — но не потому, что их не видно, а потому что их не признают таковыми. Это люди. Это рабочие заводов, жители районов, загрязненных фермами интенсивного животноводства, потребители мяса, налогоплательщики. Это вы и я. Нам достается побочный ущерб от карнизма; мы платим за него нашим здоровьем, нашей окружающей средой и нашими налогами — $7,64 миллиарда в год, если быть точными.

Наша планета и мы сами

Даже если вы не работаете на мясокомбинате и не едите мясо, вы не спасены от последствий практик промышленного животноводства, с которым вы делите эту планету. Производство мяса — это главная причина всех значительных форм вреда окружающей среде: загрязнения воды и воздуха, сокращения биоразнообразия, эрозии почв, обезлесения, выбросы парниковых газов и истощения водных запасов.

Глава 5. Мифология мяса: оправдание карнизма

Это стоит видеть. Дети хихикают и хлопают в ладоши, мамы и папы ласково улыбаются, и все хотят потрогать поросят, коров и кур, или чтобы те их потрогали. Но те же самые люди, которые так стремятся установить тактильный контакт с животными и чьи дети так переживали за трех поросят и семерых козлят из сказок и засыпали, обнимая плюшевых свинок и коровок — эти же люди скоро выйдут из магазина с пакетами, набитыми говядиной, свининой и курятиной. Те же люди, которые несомненно поспешили бы на помощь любому из сельскохозяйственных животных, завидев, что оно страдает, каким-то образом не приходят в ярость, узнавая о том, что 10 миллиардов таких животных страдают и умирают безо всяких причин ежегодно, во власти индустрии, руки которой полностью развязаны.

Сегодня все люди — физические или юридические лица (пусть когда-то конституция и классифицировала рабов, как людей — на 3/5, и на 2/5 — как имущество), в то время как все животные — собственность, и лица имеют права поступать с животными как с их прочим имуществом, за несколькими исключениями. Поэтому животных продают и покупают, едят и носят одежду, сделанную из них, а части их тел используются в товарах столь широкого спектра, что не соприкасаться с этой системой попросту невозможно. Побочные продукты животного происхождения можно обнаружить в таких вещах, как теннисные мячи, обои, пластырь и фотопленка.

Убеждение в том, что есть мясо необходимо, позволяет системе казаться неизбежной: если мы не можем существовать без мяса, значит, отказ от мяса равносилен самоубийству. И хотя мы знаем, что жить без поедания мяса вполне возможно, система никуда не девается, словно этот миф — чистая правда. Это слепое предположение, которое разоблачается только тогда, когда ему бросают вызов.

Мы должны выйти из системы, чтобы вновь обрести утерянное сопереживание. Мы должны выйти из системы и сделать выбор, отражающий то, что мы действительно чувствуем, а не то, что нас так старательно учили чувствовать. Мы должны научиться отстаивать то, во что по-настоящему верим, а не то, во что нас заставляли верить.

Карнизм искажает реальность: если мы не видим животных, которых едим, это не значит, что их не существует. Если система не выявлена и не названа, это еще не значит, что ее нет. Неважно, как далеко они заходят и насколько глубоко пускают корни, мифы о мясе — это не факты о мясе.

Дихотомизация: восприятие животных как категорий

Большинство людей не станет есть животных, которых они считают умными (дельфины), но регулярно употребляют тех, кого считают не очень умными (коровы, свиньи). Многие американцы избегают поедания животных, которых они считают милыми (кролики), вместо этого поедая тех, кого воспринимают, как менее привлекательных (индюшки).

На самом деле, именно благодаря технологиям производство мяса возможно на таком масштабном уровне: современные методы позволяют нам есть миллиарды животных каждый год, не будучи свидетелями ни единого этапа процесса превращения животных в нашу пищу. Это массовое произодство мяса вкупе с нашей отстраненностью от процесса производства в одночасье сделало нас одновременно более и менее насильственными по отношению к животным, чем когда-либо: с одной стороны, мы можем убивать больше животных, а с другой, мы менее бесчувственны к убийству, то есть испытываем больший дискомфорт в связи с тем, что убиваем их. Технологии расширили брешь между нашим поведением и ценностями, тем самым усилив моральный диссонанс, который система изо всех сил старается скрывать.

Отождествлять себя с другими означает видеть нечто от себя в них и нечто от них в себе; даже если единственная вещь, которая вас объединяет — это желание жить без страданий

Отвращение и рационализация

Нет никаких причин, по которым американцы не должны есть лошадей, как это делают некоторые французы, или тараканов, как делают некоторые азиаты, или голубей, которых так много и которых едят в Египте. Жители Калифорнии вполне могли бы собирать улиток, перенаселяющих их садовые участки, вместо того, чтобы есть импортных улиток в дорогих ресторанах. Азиатские народы, сильно зависящие от лошадей, не запрещают употребление лошадиного мяса. Когда речь заходит о том, каких животных есть, а каких нет, похоже, эмоции берут верх над разумом.

Выуживая собачье мясо: отвращение и заражение

Феномен предвзятости подтверждения также называют синдромом Толстого, в честь русского писателя, который описал нашу тенденцию быть ослепленными убеждениями. Толстой писал: «Я знаю, что большинство не только считающихся умными людьми, но действительно очень умные люди, способные понять самые трудные рассуждения научные, математические, философские, очень редко могут понять хотя бы самую простую и очевидную истину, но такую, вследствие которой приходится допустить, что составленное ими иногда с большими усилиями суждение о предмете, суждение, которым они гордятся, которому они поучали других, на основании которого они устроили всю свою жизнь, — что это суждение может быть ложно»

Подумайте о том, почему люди отказываются заменять свои мясные бургеры веганскими, даже когда вкус идентичен, утверждая, что если они хорошенько постараются, они смогут уловить легкую разницу в текстуре. Только когда мы разбираем карнистскую схему, мы можем видеть всю абсурдность помещения наших кулинарных предпочтений по части структурных норм нашей пищи выше жизни и смерти миллионов живых существ.

Карнистская система пронизана нелепостями, противоречиями и парадоксами. Она укреплена сложной сетью защитных механизмов, которые позволяют нам верить без сомнений, знать без раздумий и действовать без чувств. Это система принуждения, которая развила в нас тщательно разработанный порядок ментальной гибкости, позволяющий нам ускользать от истины. Остается лишь задаться вопросом: к чему вся эта акробатика? Зачем системе заходить так далеко ради выживания?

Глава 7. Путь участника: от карнизма к состраданию

Причина, по которой мы сопротивляемся истине, заключается в том, что правда причиняет боль. Знать о сильных страданиях миллиардов животных и нашем участии в этих страданиях означает испытывать болезненные чувства: горе и печаль за животных; ярость в связи с несправедливостью и ложью системы; отчание ввиду огромных масштабов проблемы; страх в связи с тем, что надежные власти и институты на самом деле неблагонадежны; и вину за участие в проблеме. Быть участником означает выбрать страдания. Не зря слово «сопереживание» образовано от слова «переживать». Выбор страданий особенно сложен в культуре, приучающей к комфорту — в культуре, которая учит, что боли нужно избегать всеми возможными способами и что невежество — это благо. Мы можем сократить наше сопротивление участию, начав ценить подлинность больше, чем личное удовольствие, а вовлеченность — больше невежества.

Широкомасштабное производство мяса — главная причина разрушения окружающей среды. Испарения метана от тысяч тонн навоза разрушают озоновый слой. Токсичные выхлопы от множества химикатов, применяемых для выращивания животных — синтетические гормоны, антибиотики, пестициды и фунгициды — загрязняют воздух и водные пути. Тысячи акров лесистых земель вычищаются для посадки зерна для прокорма скота, что ведет к разрушению почв и обезлесиванию. Из водоемов изымается больше воды, чем восполняется. А минеральные удобрения, попадающие в реки и ручьи, приводят к быстрому размножению микроорганизмов, которые стремительно уничтожают водную флору и фауну. Ведущие ученые утверждают, что система массового производства мяса не может продолжать существовать, не приводя к распаду экосистемы. Защита окружающей среды стала всевозрастающей важной проблемой на повестке дня американцев, как мы можем видеть по резкому увеличению числа «зеленых» товаров, публикаций и политических мер.

Возможно, самое важное, что вы можете делать — это продолжать просвещаться и просвещать других. Об этом очень легко забыть, вновь замуровать себя в коконе психического онемения. Помните: ваша карнистская схема будет толкать вас назад к карнистскому мышлению; ваша осведомленность о производстве мяса будет таять, если вы перестанете активно получать информацию и стараться углубляться в понимание проблемы. Пусть участие станет вашим кредо.

www.oum.ru

Когда вы решили, что вы мясоед? Как мы рождаемся веганами и вырастаем карнистами

19 марта 2019

Нам тысячу раз говорили, что веганы суют свои убеждения везде и всюду, навязывая их другим. Что веганство «не для всех». Люди сталкиваются с, по их мнению, пропагандой, но к сожалению, лишь единицы знают о том, что такое карнизм. Мы решили расставить точки над и в психологии потребления животных продуктов и корнях всеобщей нелюбви к веганам, рассуждая об этом вместе с Мелани Джой, доктором психологии, спикером TEDx и автором книги «Почему мы любим собак, едим свиней и носим шкуры коров: Введение в карнизм».

Незримая идеология

На первый взгляд кажется, что люди предпочитают животные продукты из-за вкуса, текстуры, доступности или традиционных представлений об их пользе и необходимости. Но что если корни поедания животных продуктов прячутся намного глубже? Психологическую концепцию, в которой сегодня мы все вынуждены существовать, Мелани Джой охарактеризовала термином «карнизм» (carnism), который активно популяризируется с 2001 года.

Карнизм — идеология, которая обуславливает поедание людьми некоторых видов животных. По сути, это противоположность веганству. Обычно предполагается, что веганы и вегетарианцы следуют некой «системе убеждений», но мало кто задумывается, что всё как раз наоборот. Ведь единственная причина, по которой большинство людей едят, к примеру, свиней, а не собак — это именно наличие системы убеждений.

Карнизм — преобладающая идеология, она невидима и пронизывает всю структуру общества, формируя нормы, поведение и прочее-прочее. Она определяет то, что мы должны и не должны думать и чувствовать, поедая животных. Можно сказать, карнизм — это разновидность спесишизма, так же, как антисемитизм — разновидность расизма. Они построены на схожей логике. Однако карнизм остаётся невидимым, потому что остаётся безымянным. Поэтому поедание животных кажется данностью, а не выбором.

Ключевое слово здесь — невидимый. Карнизм оставался лидирующей идеологией на протяжении многих столетий именно потому, что люди принимали его как данность и норму, даже не рассматривая другие варианты. В разных культурах по всему миру люди, как правило, не задаются вопросом почему они едят одних животных, а не других, да и вообще, почему они до сих пор кого-то едят.

Когда я завершила своё исследование в рамках докторской диссертации по психологии потребления мяса, я обнаружила, что мы едим мясо не потому, что нам это необходимо. И даже не потому, что мы на самом деле этого хотим. Мы едим мясо потому, что нас приучили с помощью распространённых и разрушающих убеждений без нашего сознательного согласия.

Мелани Джой, доктор психологии

Жестокая идеология

Что вы почувствуете, если кто-то убъёт вашу собаку или кошку? А что если вы станете свидетелем избиения беззащитной женщины или ребёнка?

Как людям, нам свойственно сопереживать. Однако карнизм заставляет нас отказаться от эмпатии к определённым видам животных. Эмпатия — наше естественное состояние, наша реакция, когда мы видим страдания других. И наша эмпатия — это факт, что страдания других нам небезразличны, но карнизм учит нас безразличию. На подсознательном уровне большинство людей хотят для животных только благополучия. Большинство людей по собственному желанию никогда бы не стали поддерживать интенсивную и ненужную эксплуатацию животных. Более того, осознав реальность животноводческой индустрии и идеологии карнизма, большинство людей посчитают идею употребления животных в пищу глубоко отвратительной.

Мы переживаем о том, что в мире много насилия: кого-то бьют или убивают, но похожее происходит и с животными, и у них нет права голоса. Но когда мы зажёвываем эти переживания куском мяса, происходит что-то неправильное.

Александр Голов, врач-психиатр и психотерапевт

Как полагается, доминирующая насильственная идеология использует механизмы социальной и психологической защиты, которые позволяют гуманным и разумным людям участвовать в негуманных и неразумных практиках. Эта невидимая идеология учит нас как не думать и не чувствовать. Благодаря ей люди не задумываются о том, что есть животных — это выбор: ведь когда употребление животных продуктов не является необходимостью, что справедливо по отношению к большинству людей в современном мире, тогда это выбор. А выбор всегда следует из убеждений.

Говоря об убеждениях, стоит отметить, что называть людей, употребляющих мясо животных, «всеядными», «омниворами», «плотоядными» или «хищниками» не совсем корректно, потому что эти слова описывают биологическую предрасположенность, а не идеологический выбор. «Мясоеды» — тоже неточно, потому что это название отделяет определённое поведение от более широкой системы убеждений. Наиболее верное слово, которое определяет людей, потребляющих животные продукты, в таком случае — «карнисты».

Как карнизм стал преобладающей идеологией

Все мы знаем, что наши предки занимались, в основном, собирательством и питались преимущественно растительной едой. Спомощью самых примитивных орудий время от времени они добывали небольшое количество мяса, как правило, принадлежавшее мелким животным и насекомым. На смену этому образу жизни пришла охота: люди начали полагаться на более изощрённое орудие и более насильственный способ добычи пищи. Общество начало делиться на охотников и неохотников.

Дальше начиналось самое интересное: люди стали приручать животных и использовать их ради обеспечения собственного комфорта. Потребление мяса расло, потому что теперь его можно получить от покорных и легкодоступных животных. Приручение животных также ввело в рацион человека и продукты их жизнедеятельности (молоко, яйца). Животные стали полноценным пищевым ресурсом, а человеческий организм начал медленную адаптацию к такому рациону.

Сельскохозяйственная революция дала людям возможность сохранять и размножать одомашненных животных, игнорируя при этом их субъективные потребности: на протяжении всей истории скотоводства люди заботились о физическом благополучии телят, ягнят и поросят, пренебрегая их эмоциональными нуждами. Как думаете, чем первые фермеры оправдывали свои действия? Конечно, религией.

Причём тут религия?

Юваль Ной Харари (Yuval Noah Harari‏‎) в своей книге «Homo Deus. Краткая история завтрашнего дня» пишет, что по сравнению со своими предками (охотниками и собирателями), фермеры прекрасно знали, что они делают: они понимали, что эксплуатируют животных и подчиняют их человеческим желаниям и прихотям. В поисках оправданий своим действиям они обращались к новым теистическим религиям (иудаизм, христианство, ислам), которые зародились и распространились на заре аграрной революции.

Харари также утверждает, что хоть мы обычно не ассоциируем теистический религии с сельских хозяйством, их истоки находятся именно там. Кроме того, мы привыкли думать, что эти религии превознесли «великих богов», забывая о том, что они также превознесли и человека. К примеру, в предшествовавших им анимистических религиях человек был лишь частью природы наравне с другими существами. Теистические же религии сделали из него «царя природы», наделив бессмертной душой, а значит и бесконечным превосходством над другими существами. То, что Харари называет «аграрной сделкой» между людьми и богами — это уверенность людей в том, что они особенные, что боги дали им власть над природой и животными в обмен на соблюдение определённых правил.

В то время верить в реальность такого космического договора было абсолютно нормально, потому что он соответствовал реалиям жизни земледельцев и скотоводов. Эксплуатация и убийство животных стало символом человеческого контроля над природой, а затем и символом социального статуса: мясо издревна ассоциируется с изобилием и плотно засело в нашей культуре как символ достатка. Так было долгое время до наступления финального этапа под названием «современное животноводство».

Всерьёз вышедшее на промышленный уровень в конце XX века животноводство буквально заключило миллиарды животных по всему миру в прибыльные и высокопродуктивные тюрьмы. Сегодня 60 % пищи в Западных странах поступает из мясной, молочной и яичной индустрии. Животные максимально исключены из повседневной жизни людей, за исключением попадания на тарелку в виде конечной формы, «пищи». И это абсолютно нормально в системе координат карнизма.

Современная сельскохозяйственная индустрия — фундамент карнизма — возводит в культ человеческие нужды, прихоти и желания, пренебрегая всем остальным. Она абсолютно равнодушна к животным. А что? Они ведь не священной человеческой породы. Хотя с точки зрения науки, ничего «священного» в нас нет. Разум есть не только у нас, хоть в это и сложно поверить, существуя в антропоцентрической системе. Вообще: понятие разума относительно, а существование бессмертной души спорно, в то время, как способность чувствовать боль — вполне реальная и осязаемая правда.

Низведение чувствующих существ до роли некой «собственности» редко ограничивалось коровами и курами. В большинстве аграрных обществ так стали относиться и к разным классам людей.

Веганство как часть социальной справедливости

Если вам показалось, что между спесишизмом (дискриминация других биологических видов) и, например, расизмом (дискриминация людей других рас) есть что-то общее — вам не показалось. Все насильственные идеологии похожи. Но когда мы говорим о репрессивных идеологиях, любой набор жертв будет иметь свой собственный опыт.

С одной стороны, мы не можем сравнивать сексизм с расизмом и спесишизмом, потому что есть много нюансов в опыте жертв. С другой стороны, все эти «измы» обусловлены одним менталитетом. Менталитет, который приводит к сексизму, несильно отличается от менталитета, приводящего к карнизму и другим жестоким «измам». Это менталитет господства и подчинения, привилегий и угнетения; менталитет, который заставляет нас превращать «кого-то» во «что-то» и сокращать жизнь до производственной единицы. Мы чувствуем себя достаточно сильными, чтобы контролировать жизни существ с меньшим количеством привилегий. Мы делаем это просто потому что мы можем, и активно оправдываем свои действия («они же просто дикари / женщины / животные»).

Как справедливо заметила Кэрол Дж. Адамс (Carol J. Adams) в своей книге «Сексуальная политика мяса» (The Sexual Politics of Meat: A Feminist-Vegetarian Critical Theory):

Мясоедение для животных — это то же самое, что белый расизм для людей с другим цветом кожи, антисемитизм для евреев, гомофобия для геев и лесбиянок, мизогиния для женщин. Все жертвы угнетены культурой, которая отказывается ассимилировать их полностью с их правами и на их основаниях.

Кэрол Дж. Адамс, писательница, феминистка и защитница прав животных

Когда мы говорим о социальной справедливости, важно не останавливаться на какой-то одной группе. Важно понять, что необходима не просто смена поведения, а сдвиг сознания. Ведь по сути то, чего добивается веганское движение — это сдвиг сознания, который позволит людям выйти из системы координат карнизма. Веганы хотят, чтобы люди начали смотреть на мир шире, чтобы их поведение основывалось на целостности, принципах сострадания и справедливости. Так происходит и с другими движениями: мы просим людей перестать думать лишь об одной конкретной группе, лишь об одном виде привилегий и стараемся внести целостность в их взгляд на мир, чтобы больше не было жертв, которые считались бы обоснованными.

Все уже разделяют веганские убеждения

Мы уже говорили, что эмпатия — наше естественное состояние. Разумеется, всегда есть люди, которые после просмотра документального фильма «Доминион» или «Скотозаговор» могут спокойно отведать мясное блюдо. Как психолог, Мелани объясняет это тем фактом, что очень даже возможно смотреть и при этом не видеть. Когда мы смотрим жестокие фильмы или новости со сценами насилия, большинство из нас дистанцируется. Этому есть много причин.

Просить людей перестать есть животных — это не просить их поменять своё поведение. Это просить их изменить своё закоренелое мышление, просить их сознательно стать частью идеологии меньшинства, просить, возможно, даже рисковать отношениями и дружбой в их жизни.

Мощные изменения происходят прямо сейчас по всему миру, так как всё больше людей уходят от предвзятости, говоря «нет» карнизму. Веганское движение, противостоящее карнизму, одно из самых быстро зарвивающихся общественных движений за справедливость, которые существует сегодня.

Мелани Джой, доктор психологии

Мелани говорит, что всё больше людей становятся веганами уже потому, что сам переход на веганство становится легче и «нормальнее», становится более благоразумным, особенно после осознания незримой идеологии карнизма, к которой нас приучили без нашего сознательного согласия. Поедание животных и их выделений сегодня не является необходимостью ни для выживания, ни для поддержания здоровья. И мы не думаем, что этот тренд поменяется: для нас очевидно, что количество веганов будет только расти.

Видео-лекция Мелани о карнизме помогает расставить всё по полочкам, лучше понять цель веганского движения и уменьшить пропасть непонимания между людьми:

Ссылки

 1109

veggiepeople.org

Карнизм Википедия

Карнизм (лат. carnis — мясо, плоть) — это психологическая концепция, в рамках которой выдвигается утверждение о наличии одноимённой идеологии, строящейся на системе убеждений о правомерности потребления в пищу продуктов животного происхождения, особенно мяса. Термин «карнизм» был предложен социальным психологом Мелани Джой в 2001 году и популяризирован в её книге «Почему мы любим собак, едим свиней и носим шкуры коров»[1].

Согласно концепции, центральное место в идеологии карнизма занимает принятие поедания мяса в качестве чего-то «естественного», «нормального», «необходимого» и «приятного»[1]. Важной особенностью карнизма является выделение отдельных видов животных в качестве допустимых к употреблению в пищу, а также одобрение тех мер в их отношении, которые бы применительно к другим, «несъедобным», видам трактовались как жестокие. В соответствии с концепцией, деление животных на съедобных и несъедобных является культурно обусловленным. В качестве примера можно привести то, что в Китае и Южной Корее собаки считаются допустимыми к употреблению в пищу, в то время как в странах Европы они считаются домашними животными, и их поедание находится под запретом.

История[ | ]

Проанализировав историю вегетарианства и противодействия ему со времён древней Греции до наших дней, литературовед Ренан Лару выделил общие для приверженцев карнизма (в их отношении употребляется термин «карнисты») аргументы в поддержку их мировоззрения. По словам литературоведа, карнисты обычно считают, что вегетарианство — это нелепая идея, что для человечества естественно подчинение себе животных, и что воздержание от доминирования по отношению к животным может представлять угрозу для людей. Ренан Лару также обнаружил, что взгляд, будто животные на фермах не страдают и смерть на бойне лучше смерти от болезни или хищников, получил особое признание в XIX веке[2].

В 1970-х годах традиционные взгляды на отношение к животным были изменены защитниками прав животных, в том числе психологом Ричард Райдеромruen, который в 1971 году ввел понятие «видовой дискриминации». Данный термин обозначает присвоение прав и особого отношения отдельным особям исключительно на основе их видовой принадлежности.

В 2001 году Мелани Джой ввела термин карнизм для той формы видовой дискриминации, которая, как она утверждает, лежит в основе использования животных в пищу и, в частности, убийства их ради мяса. В своей книге «Почему мы любим собак, едим свиней и носим шкуры коров» Джой пишет:

Мы не рассматриваем мясоедение так, как вегетарианство — как выбор, основанный на ряде предположений о животных, нашем мире и нас самих. Скорее, мы воспринимаем это как данность, «естественную» вещь, как что-то, что всегда было и всегда будет. Мы едим животных, не задумываясь о том, что мы делаем и почему, потому что система убеждений, лежащая в основе этого поведения, невидима. Эта невидимая система убеждений и есть то, что я называю карнизмом.[3]

Основные положения карнизма[ | ]

Центральным аспектом карнизма является то,

ru-wiki.ru

Карнизм Википедия

Карнизм (лат. carnis — мясо, плоть) — это психологическая концепция, в рамках которой выдвигается утверждение о наличии одноимённой идеологии, строящейся на системе убеждений о правомерности потребления в пищу продуктов животного происхождения, особенно мяса. Термин «карнизм» был предложен социальным психологом Мелани Джой в 2001 году и популяризирован в её книге «Почему мы любим собак, едим свиней и носим шкуры коров»[1].

Согласно концепции, центральное место в идеологии карнизма занимает принятие поедания мяса в качестве чего-то «естественного», «нормального», «необходимого» и «приятного»[1]. Важной особенностью карнизма является выделение отдельных видов животных в качестве допустимых к употреблению в пищу, а также одобрение тех мер в их отношении, которые бы применительно к другим, «несъедобным», видам трактовались как жестокие. В соответствии с концепцией, деление животных на съедобных и несъедобных является культурно обусловленным. В качестве примера можно привести то, что в Китае и Южной Корее собаки считаются допустимыми к употреблению в пищу, в то время как в странах Европы они считаются домашними животными, и их поедание находится под запретом.

История

Проанализировав историю вегетарианства и противодействия ему со времён древней Греции до наших дней, литературовед Ренан Лару выделил общие для приверженцев карнизма (в их отношении употребляется термин «карнисты») аргументы в поддержку их мировоззрения. По словам литературоведа, карнисты обычно считают, что вегетарианство — это нелепая идея, что для человечества естественно подчинение себе животных, и что воздержание от доминирования по отношению к животным может представлять угрозу для людей. Ренан Лару также обнаружил, что взгляд, будто животные на фермах не страдают и смерть на бойне лучше смерти от болезни или хищников, получил особое признание в XIX веке[2].

В 1970-х годах традиционные взгляды на отношение к животным были изменены защитниками прав животных, в том числе психологом Ричард Райдеромruen, который в 1971 году ввел понятие «видовой дискриминации». Данный термин обозначает присвоение прав и особого отношения отдельным особям исключительно на основе их видовой принадлежности.

В 2001 году Мелани Джой ввела термин карнизм для той формы видовой дискриминации, которая, как она утверждает, лежит в основе использования животных в пищу и, в частности, убийства их ради мяса. В своей книге «Почему мы любим собак, едим свиней и носим шкуры коров» Джой пишет:

Мы не рассматриваем мясоедение так, как вегетарианство — как выбор, основанный на ряде предположений о животных, нашем мире и нас самих. Скорее, мы воспринимаем это как данность, «естественную» вещь, как что-то, что всегда было и всегда будет. Мы едим животных, не задумываясь о том, что мы делаем и почему, потому что система убеждений, лежащая в основе этого поведения, невидима. Эта невидимая система убеждений и есть то, что я называю карнизмом.[3]

Основные положения карнизма

Центральным аспектом карнизма является то, что люди подразделяют животных на разные группы в соответствии с принятыми в их культуре убеждениями. Мелани Джой утверждает, что эти группы определяют, как люди относятся к животным внутри них, влияют на субъективное восприятие чувств и интеллекта относящихся к ним особей, а также уменьшают или усиливают сочувствие и беспокойство о них. Так, люди более охотно едят животных, которые, по их мнению, обладают меньшими умственными способностями, и, наоборот, приписывают меньшие умственные способности тем животным, которых едят. Кроме того, эти отношения являются причинно-следственными: категоризация животных в качестве пищи или непосредственное поедание мяса заставляют людей приписывать сниженные умственные способности таким животным[1].

Как утверждает Мелани Джой, принятие поедания мяса в качестве «естественного», «нормального», «необходимого» выражается в том, что люди вынуждены верить, будто они достаточно эволюционировали, чтобы позволить себе есть мясо, будто такое поведение ожидается от них обществом, и будто поедание мяса необходимо, чтобы выжить и быть сильными[4].

Также для карнизма характерны два положения, которые, по мнению Мелани Джой, наравне с описанными выше постулатами, поддерживают существование подобного мировоззрения. Во-первых, это уход от рассмотрения происхождения мясных продуктов. В качестве примера психолог указывает то, что мясо редко подают с головой животного или другими частями тела, которые бы напоминали о происхождении блюда. Во-вторых, это так называемая «концепция спасения от убоя», выражающаяся в том, что средства массовой информации сосредотачиваются на одном животном, которое избежало убоя, придавая этому выдающуюся роль, игнорируя при этом миллионы особей, которые этого не сделали[4].

Неакадемическое восприятие

В статьях, опубликованных в изданиях «The Huffington Post», «The Statesman» и «The Drum», где освещались вопросы вегетарианства и отношения к употреблению мяса, высоко оценили идею выделения карнизма, написав, что этот термин облегчает обсуждение и оспаривание практики эксплуатации животных[5][6][7].

В статье, опубликованной изданием «Drovers Cattle Network», освещающим мясную промышленность, раскритиковали использование термина карнизм, говоря, будто он подразумевает, что употребление в пищу продуктов животного происхождения является «психическим заболеванием»[8].

См.также

Примечания

  1. 1 2 3 Joy, Melanie (2011) [2009]. Why We Love Dogs, Eat Pigs, and Wear Cows: An Introduction to Carnism. Conari Press
  2. ↑ Desaulniers, Élise (30 January 2015). «Le végétarisme et ses ennemis: entrevue avec Renan Larue».
  3. ↑ Joy, Melanie (2011) [2009]. Why We Love Dogs, Eat Pigs, and Wear Cows: An Introduction to Carnism. Conari Press, p. 9
  4. 1 2 Joy, Melanie (2011) [2009]. Why We Love Dogs, Eat Pigs, and Wear Cows: An Introduction to Carnism. Conari Press, p. 95
  5. ↑ Spencer, Stephan (13 Sep 2013). «Friend or Food? The Ideology of How We Decide». The Huffington Post: The Blog.
  6. ↑ Gandhi, Maneka (5 Jul 2015). «From cuisine to corpses to ‘carnism'». The Statesman.
  7. ↑ Fox, Katrina (28 Sep 2010). «Eating meat isn’t natural: it’s carnism». The Drum. ABC.
  8. ↑ Murphy, Dan (19 Aug 2011). «Commentary: The carnist conundrum». Drovers Cattle Network.

Ссылки

wikiredia.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *