Меню Закрыть

Павел пригара директор манежа – Как Павел Пригара сделал «Манеж» главным выставочным пространством города

Как Павел Пригара сделал «Манеж» главным выставочным пространством города

Экс-бизнесмен и чиновник, два года назад ставший директором ЦВЗ «Манеж», уверенно завершил его реконструкцию, провел серию масштабных выставок и намерен показывать в нем проекты мирового уровня.

Вы чиновник или человек культуры?

Сложно сказать. Моя артистическая карьера началась с работы ведущим на Ленинградском телевидении. В конце 1980-х Пятый канал был дико модным и даже авангардным, и я решился участвовать в конкурсе на место в редакции молодежной информационной программы. На улице Чапыгина стояла толпа из тысячи людей, толкающих друг друга, чтобы выбить пропуск на прослушивание. А спустя пару дней я был принят на «Пятый», и вскоре меня стали узнавать на улицах. Созерцательность присуща мне в меньшей степени, нежели желание воплощать: мне нравится материализация идей, а тогда на телевидении их возникало множество. Моя юность пришлась на свободное, как сейчас сказали бы, либеральное время, но образование хотелось получить не лирическое, а техническое, и главное — устремленное в будущее, а не в прошлое, как многие гуманитарные дисциплины. Так я оказался в Аэрокосмической академии: в приемной комиссии легкомысленно выбрал самую красивую девушку, а она сидела рядом с табличкой «Робототехнические системы». Но наука не была идеей всей моей жизни — она мне нравилась не больше, чем книги и музыка. К тому же в нашей семье считалось важным все время пробовать себя в чем-то новом: в детстве я получал медали на районных соревнованиях по фигурному катанию, потом были шахматы, кружок по моделизму, а в школе мы с друзьями выпускали газету «Советский капиталист» — уже вовсю шла перестройка, и это издание, написанное от руки на тетрадных листочках в единственном экземпляре, пользовалось популярностью.

А когда вы стали зарабатывать большие деньги?

Мне было двадцать три года, я снимал видеорекламу, организовывал вечеринки — сильный драйв, но материального успеха это не приносило. Тогда я выбрал направление, которое сейчас можно было бы назвать инвестиционным бизнесом. В начале 1990-х в российской жизни появились понятия «акции», «облигации», «займы» — специалистов не хватало, я оперативно получил второе высшее и начал работать на фондовом рынке.

Оглядываясь назад, чему вас научили 1990-е?

Тому, что важна репутация. Развилок в стихии 1990-х было достаточно, но я вышел из этой истории с хорошим опытом взаимо­действия с людьми и проверки себя в достаточно сложных обстоятельствах. Когда состоятельных людей спрашивают: «Чем вы занимаетесь?» — они часто отвечают: «Управляю своими активами». Но если ты живешь в такой схеме, то не замечаешь, что на самом деле это активы управляют тобой.

Именно поэтому вы оказались в «Манеже», оставив бизнес, а до этого — пост замглавы администрации Приморского района?

Я оказался здесь потому, что увидел в этом шанс для развития. Кроме того, с «Манежем» меня связывают эмоции молодости: здесь я когда-то стоял в очередях на выставки и танцевал на вечеринках. А потом, к своему сожалению, долгие годы видел колонны Кваренги в растяжках с рекламой шубных ярмарок. И когда председатель Комитета по культуре Константин Сухенко и ректор Академии художеств Семен Михайловский позвали меня сюда в самый разгар реконструкции, я увидел стройку и понял, что выставочный зал будет напоминать еще один торговый центр. Сухенко мягко, но настойчиво подошел к тому, что с этим нужно что-то делать и делать, видимо, мне. Концепцию реновации предложил архитектор Александр Кривенцов, а 1 сентября 2015 года я был назначен директором.

Можете ли вы уточнить, есть ли у «Манежа» стратегия развития?

Есть цели, к которым мы стремимся, — три крупные выставки мирового уровня в год. Но у людей, определяющих глобальную выставочную политику, жизнь расписана на годы вперед. Чтобы попасть в их график, нужно не просто им понравиться, но еще и запастись терпением. «Манеж» — это пространство возможностей, которое находится в лучшей локации города. Он должен быть площадкой, где молодые люди пробуют себя, и не случайно мы можем принять в кураторский отдел ребят, у которых нет опыта работы, но есть адекватная связь со средой, талант и мобильность. Пока мы собираем портфолио, но я думаю, что 2017 год станет для нас переломным, — ведь мы показываем важные и серьезные проекты. Например, после выставки современного китайского искусства, которая прошла у нас зимой, мы получили предложения сразу из нескольких стран. И еще один момент: «Манеж», говоря официальным языком, — городское учреждение культуры, которое финансируется за счет бюджета и само зарабатывает деньги за счет мероприятий. Но чтобы привезти, например, ретроспективу Модильяни — а она стоит около полумиллиона евро, — нам нужны партнеры такие же амбициозные, как и мы сами.

В этом году исполняется сорок лет ЦВЗ «Манеж».

Конечно, напрашивалась экспозиция о его истории, но мы решили исследовать такой феномен, как ленинградское изобразительное искусство 1970-х. И в конце сентября открываем выставку, посвященную этому явлению, подготовленную при участии Эрмитажа, Русского музея, «Росфото» и еще нескольких музеев, галерей, частных коллекционеров, художников и их наследников — это будет очень масштабный проект.

 


В Попечительский совет «Манежа» входят Михаил Пиотровский, Владимир Гусев, Семен Михайловский, Марина Лошак, Валерий Фокин, Эдуард Пичугин. По инициативе ЦВЗ создается проект «Музейная линия» — новый городской маршрут, пролегающий между Эрмитажем, Русским музеем (Мраморный дворец) и «Манежем». 14 августа в Центральном выставочном зале откроется выставка «Война и мир Вадима Сидура», подготовленная совместно с московским «Манежем».

Текст: Яна Милорадовская

Фото: Алексей Костромин

www.sobaka.ru

Как Павел Пригара сделал «Манеж» главным выставочным пространством города

Экс-бизнесмен и чиновник, два года назад ставший директором ЦВЗ «Манеж», уверенно завершил его реконструкцию, провел серию масштабных выставок и намерен показывать в нем проекты мирового уровня.

Вы чиновник или человек культуры?

Сложно сказать. Моя артистическая карьера началась с работы ведущим на Ленинградском телевидении. В конце 1980-х Пятый канал был дико модным и даже авангардным, и я решился участвовать в конкурсе на место в редакции молодежной информационной программы. На улице Чапыгина стояла толпа из тысячи людей, толкающих друг друга, чтобы выбить пропуск на прослушивание. А спустя пару дней я был принят на «Пятый», и вскоре меня стали узнавать на улицах. Созерцательность присуща мне в меньшей степени, нежели желание воплощать: мне нравится материализация идей, а тогда на телевидении их возникало множество. Моя юность пришлась на свободное, как сейчас сказали бы, либеральное время, но образование хотелось получить не лирическое, а техническое, и главное — устремленное в будущее, а не в прошлое, как многие гуманитарные дисциплины. Так я оказался в Аэрокосмической академии: в приемной комиссии легкомысленно выбрал самую красивую девушку, а она сидела рядом с табличкой «Робототехнические системы». Но наука не была идеей всей моей жизни — она мне нравилась не больше, чем книги и музыка. К тому же в нашей семье считалось важным все время пробовать себя в чем-то новом: в детстве я получал медали на районных соревнованиях по фигурному катанию, потом были шахматы, кружок по моделизму, а в школе мы с друзьями выпускали газету «Советский капиталист» — уже вовсю шла перестройка, и это издание, написанное от руки на тетрадных листочках в единственном экземпляре, пользовалось популярностью.

А когда вы стали зарабатывать большие деньги?

Мне было двадцать три года, я снимал видеорекламу, организовывал вечеринки — сильный драйв, но материального успеха это не приносило. Тогда я выбрал направление, которое сейчас можно было бы назвать инвестиционным бизнесом. В начале 1990-х в российской жизни появились понятия «акции», «облигации», «займы» — специалистов не хватало, я оперативно получил второе высшее и начал работать на фондовом рынке.

Оглядываясь назад, чему вас научили 1990-е?

Тому, что важна репутация. Развилок в стихии 1990-х было достаточно, но я вышел из этой истории с хорошим опытом взаимо­действия с людьми и проверки себя в достаточно сложных обстоятельствах. Когда состоятельных людей спрашивают: «Чем вы занимаетесь?» — они часто отвечают: «Управляю своими активами». Но если ты живешь в такой схеме, то не замечаешь, что на самом деле это активы управляют тобой.

Именно поэтому вы оказались в «Манеже», оставив бизнес, а до этого — пост замглавы администрации Приморского района?

Я оказался здесь потому, что увидел в этом шанс для развития. Кроме того, с «Манежем» меня связывают эмоции молодости: здесь я когда-то стоял в очередях на выставки и танцевал на вечеринках. А потом, к своему сожалению, долгие годы видел колонны Кваренги в растяжках с рекламой шубных ярмарок. И когда председатель Комитета по культуре Константин Сухенко и ректор Академии художеств Семен Михайловский позвали меня сюда в самый разгар реконструкции, я увидел стройку и понял, что выставочный зал будет напоминать еще один торговый центр. Сухенко мягко, но настойчиво подошел к тому, что с этим нужно что-то делать и делать, видимо, мне. Концепцию реновации предложил архитектор Александр Кривенцов, а 1 сентября 2015 года я был назначен директором.

Можете ли вы уточнить, есть ли у «Манежа» стратегия развития?

Есть цели, к которым мы стремимся, — три крупные выставки мирового уровня в год. Но у людей, определяющих глобальную выставочную политику, жизнь расписана на годы вперед. Чтобы попасть в их график, нужно не просто им понравиться, но еще и запастись терпением. «Манеж» — это пространство возможностей, которое находится в лучшей локации города. Он должен быть площадкой, где молодые люди пробуют себя, и не случайно мы можем принять в кураторский отдел ребят, у которых нет опыта работы, но есть адекватная связь со средой, талант и мобильность. Пока мы собираем портфолио, но я думаю, что 2017 год станет для нас переломным, — ведь мы показываем важные и серьезные проекты. Например, после выставки современного китайского искусства, которая прошла у нас зимой, мы получили предложения сразу из нескольких стран. И еще один момент: «Манеж», говоря официальным языком, — городское учреждение культуры, которое финансируется за счет бюджета и само зарабатывает деньги за счет мероприятий. Но чтобы привезти, например, ретроспективу Модильяни — а она стоит около полумиллиона евро, — нам нужны партнеры такие же амбициозные, как и мы сами.

В этом году исполняется сорок лет ЦВЗ «Манеж».

Конечно, напрашивалась экспозиция о его истории, но мы решили исследовать такой феномен, как ленинградское изобразительное искусство 1970-х. И в конце сентября открываем выставку, посвященную этому явлению, подготовленную при участии Эрмитажа, Русского музея, «Росфото» и еще нескольких музеев, галерей, частных коллекционеров, художников и их наследников — это будет очень масштабный проект.

 


В Попечительский совет «Манежа» входят Михаил Пиотровский, Владимир Гусев, Семен Михайловский, Марина Лошак, Валерий Фокин, Эдуард Пичугин. По инициативе ЦВЗ создается проект «Музейная линия» — новый городской маршрут, пролегающий между Эрмитажем, Русским музеем (Мраморный дворец) и «Манежем». 14 августа в Центральном выставочном зале откроется выставка «Война и мир Вадима Сидура», подготовленная совместно с московским «Манежем».

Текст: Яна Милорадовская

Фото: Алексей Костромин

i41.sobaka.ru

реновация «Манежа» в Санкт-Петербурге — designchat.com

Обновленному «Манежу» уже три года, но работа мастерской «Циркуль» над интерьерами Центрального выставочного зала до сих пор привлекает внимание. Расскажите, с чего началась и как проходила ваша работа?

Всё началось с того, что в журнале «Собака» вышла моя статья о состоянии петербургской архитектуры, которую увидел Павел Пригара, назначенный директором Манежа. В результате Пригара, председатель Комитета по культуре Константин Сухенко и ректор Академии художеств Семен Михайловский, которого я знаю много лет, позвали меня в Манеж – для начала просто походить, посмотреть пространство выставочного зала. В мае 2015 года, когда я пришел, работы были в замороженном состоянии: то, как видели Манеж эти трое членов Попечительского совета, совершенно не совпадало с существовавшим проектом реконструкции. Прежде чем взяться за работу, которую предложили нашей мастерской, я представил свою концепцию. Неделю один ходил по Манежу и размышлял, что можно сделать. В результате мы показали первый вариант – от того, что получилось в итоге, он отличался сложноподчинённостью: больше архитектурных конструкций и фиксированного света на потолках. С точки зрения стационарной музейной компоновки всё это было удобным, но оставляло меньше вариативности для кураторов выставочных проектов длиной один–два месяца, какими сейчас живет Манеж. Затем мы пошли по пути упрощения проекта, который несколько потерял в художественной составляющей, но стал лучше подходить к специфике выставок Манежа. Например, в нашей мастерской был сделан экспозиционный дизайн выставки «Китайская армия», которая многим понравилась. Мы зашли в проект и начали работать «с листа».

Архитектор Александр Кривенцов.

Сейчас мы автоматизируем в работе мастерской всё, связанное с планами и графиками, но в Манеже мы не могли составить график работы, потому что были только дедлайны. Надо было успеть к началу Международного культурного форума в середине декабря 2015 года – и мы успели. Сделать за полтора месяца проект на четыре с половиной тысячи квадратов, а потом три месяца жить в Манеже – такой опыт интересен, но для работы мастерской он почти смертелен: когда ты посвящаешь себя одному объекту, то все остальные оказываются подзаброшены, и о тебе начинают забывать. После Манежа мы полтора–два года сидели без работы, и очередь из заказчиков вернулась только к 2018 году. За всё прошедшее время нет ни одного человека, который бы пришёл и сказал: «Мне так понравился Манеж, я хочу с вами работать», – и для меня это загадка. Начиная работу в Манеже, я, естественно, думал о пиаре.

Центральный выставочный зал «Манеж» в Санкт-Петербурге.

Центральный выставочный зал «Манеж» в Санкт-Петербурге.

До Манежа у вас уже был опыт таких масштабных работ по реконструкции?

У нас есть много работ, связанных с сохранением и приспособлением объектов культурного наследия. Можно выделить Дом Проппера – жилой комплекс «Голландия». Этот объект – не менее интересный опыт, чем Манеж: мы делали как сам проект со всеми интерьерами, так и рекламную стратегию, нейминг, – по завету великого Нимейера, «проектировали до вилки». Очень интересной была реконструкция Сестрорецкого курорта с воссозданием утрачённого курзала – очень серьезный объем работ был скрупулезно проработан и полностью согласован во всех инстанциях. Он занял больше времени, чем «Манеж», но, к сожалению, после смены собственников им занимается другая мастерская. Наши проекты – воссоздание дачи Вырубовой в Комарово, воссоздание дачи Ю. Буш (Голуновой) в Шувалово. У нас очень много работ по приспособлению для современного использования.

В чем было отличие Манежа, кроме сжатых сроков и большой ответственности?

Кваренги! Мы поучаствовали в проекте Кваренги, и это было круто! Получив такую возможность – реконструировать выставочный зал, единственный в городе с 1970-х годов, – ты имеешь право бросить все остальное и заниматься проектированием одного объекта.

Центральный выставочный зал «Манеж» в Санкт-Петербурге.

Центральный выставочный зал «Манеж» в Санкт-Петербурге.

Центральный выставочный зал «Манеж» в Санкт-Петербурге.

Когда вы ходили по Манежу в первый раз, какое решение приняли прежде всего и что изменили?

Убрать кассы от входа и перенести их в аванзал. На самом деле, мы исправили историческую несправедливость в отношении зрителя – этого многие не поняли, но с моей точки зрения было принято правильное решение. Ни в одном музее мира нет такого: ты пришел в выставочное пространство и застрял в тамбуре. Сейчас ты можешь зайти в зал, увидеть как выглядит выставка, и если тебе понравилось, пойти и купить билет. Либо спуститься в кафе, а после заинтересоваться выставкой и её посмотреть. У нас была идея поставить маленький механизированный гардероб, как в музее Уитни в Нью-Йорке, но к сожалению это оказалось очень дорого.

На какой еще западный музей вы ориентировались?

Прообразом был Hamburger Bahnhof в Берлине. Раскрою секрет: образ аванзала в первом варианте проекта был решен под определенные работы Томаса Сарацено. Лет восемь назад я увидел в Hamburger Bahnhof его выставку, и мне захотелось привезти надувные шары Сарацено на открытие Манежа, чтобы в следующие полгода всякая экспозиция начиналась аттракционом, как любой музей за границей. Только 10 процентов людей, посещающих музеи, идут на арт, все остальные идут полистать журналы, попить кофе, потусоваться, – и увидеть какой-то прикол.

Как вы относитесь к Венецианской хартии? Конногвардейский манеж был перестроен в выставочный зал без её учета…

Кроме фасада здания, внутри Манежа нет ни одного предмета охраны, и это развязало нам руки. Я живу в Петербурге и люблю его, в ином случае Манеж мог выглядеть сегодня по-другому. Мы немного убрали свои амбиции и поступили довольно тактично, не раздражая градозащитное лобби.

Центральный выставочный зал «Манеж» в Санкт-Петербурге. Вид с лестничной площадки в сторону кафе.

Центральный выставочный зал «Манеж» в Санкт-Петербурге. Вид на кассы.

Центральный выставочный зал «Манеж» в Санкт-Петербурге. Фрагмент интерьера.

Центральный выставочный зал «Манеж» в Санкт-Петербурге. Фрагмент интерьера.

С какими проблемами вы столкнулись при реализации? Техническими, материальными, людскими?

Всё перечисленное, от начала и до конца. Обойти их удалось тем, что мы жили на стройплощадке. Помню, пришла информация, что завтра должны приехать с проверкой большие чины. Зал был в принципе готов, но везде пыль, грязь, и так далее. Я собрал 150 строителей, заказал для всех пиццу, и попросил остаться на ночь всё отмыть. Естественно, с утра никто не приехал, но Манеж был настолько чистый, что можно было проводить Венецианское биеннале.
Слезы отчаяния были, когда перед самым открытием случился пожар. Мы с директором Манежа, накрывшись мокрыми простынями, бросились в огонь вытаскивать сервера, а на нас падали горящие балки. Все настолько были увлечены этим объектом, что нам не было страшно.

Есть ощущение, что Манеж, сделанный вашей командой – Пригара, Михайловский, Кривенцов, – по прошествии лет будет таким же срезом эпохи и зеркалом своего времени, как и открытый в 1977 году.

Я много думал об этом. Сейчас мы живем в эпоху современного искусства конца XX начала XXI века, которое по преимуществу и показывается в Манеже. Когда настанут 2020 – 30-е годы, то, возможно, дерево в оформлении зала не будет работать так, как сейчас. Этот зал не должен жить в одном интерьере больше 50 лет. Может быть, в 2045 году придет другая команда, и сделает его абсолютно по-другому. Он должен меняться, потому что Манеж – это в первую очередь архитектура Кваренги, а я всего лишь создал наполнение.

Павел Пригара, директор ЦВЗ «Манеж»

ПАВЕЛ ПРИГАРА, директор ЦВЗ «Манеж»

Изначально планировалось, что зал не будет связан с одним определенным видом искусства. Мы искали внутреннюю концепцию, которую можно достаточно просто сформулировать, и появилось словосочетание «пространство возможностей». Мы не можем превратиться в концертный или театральный зал классического вида, но принимать в выставочном зале другие, нетипичные для него виды искусства, было одной из главных идей. Мы не можем похвастаться супер-акустикой, но, тем не менее, в Манеже проходят концерты симфонической музыки, как часть общего художественного процесса и единого художественного пространства. Мне кажется, в рамках существующего архитектурного решения кураторы и авторы проектов чувствуют свободу. В Манеже прошло уже много различных событий, и все они тому доказательство. Когда появился иммерсивный проект «Хранить вечно», то к нашему удивлению и радости мы поняли, что он будет здесь органичен, – в том числе и потому, что в Манеже правильные пространственные и технические решения. Пару лет назад один из арт-критиков впервые публично назвал нас «кунстхалле» – в переводе с немецкого «зал искусств». Действительно, Манеж способен быть местом, где возможен союз разных видов искусств. С моей точки зрения, искусство движется в сторону более сложных высказываний, не ограниченных только изобразительными приемами. Разделив два бренда – «Манеж» и «Музей искусства Санкт-Петербурга XXXXI веков», мы стараемся избегать музейности и влияния музейной концепции на все события, которые происходят в Манеже. Для нас очень важно быть разными – именно быть, а не казаться. Обсуждая в 2015 году, во что должен превратиться Манеж, мы с первых слов разговаривали с Александром Кривенцовым на одном языке.

Центральный выставочный зал «Манеж» в Санкт-Петербурге. Интерьер кафе.

Центральный выставочный зал «Манеж» в Санкт-Петербурге. Интерьер кафе.

Центральный выставочный зал «Манеж» в Санкт-Петербурге. Интерьер кафе.

Центральный выставочный зал «Манеж» в Санкт-Петербурге. Книжный магазин.

Центральный выставочный зал «Манеж» в Санкт-Петербурге.

Центральный выставочный зал «Манеж» в Санкт-Петербурге. Офис сотрудников.

Центральный выставочный зал «Манеж» в Санкт-Петербурге. Снаружи обновленное здание сохранило свой исторический облик.

designchat.com

«Свобода — для нас ключевое понятие» — Masters Journal

ЦВЗ «Манеж» в Санкт-Петербурге за последние пару лет стал одним из основных (если не сказать большего) выставочных залов в городе. Однако таким он был не всегда. Masters Journal поговорил с директором «Манежа» Павлом Пригара и узнал о том, как ему удалось возродить выставочный зал и заново выстроить коммуникацию с не самой простой петербургской аудиторией.

— Начнём с распространённого заблуждения: иногда ошибочно считают, что Центральный выставочный зал «Манеж» — это филиал московского Манежа. Но это совершенно разные институции, с различным руководством, программой. Сегодня наш Манеж — уникальное явление для города. Как вы выстраиваете имидж институции? 

— Имидж, скорее даже образ, институции — важен концептуально. Мир устроен так (в том числе и музейно-экспозиционный мир искусства), что ему нужны маркеры как некие символы, которые позволяют людям структурировать реальность. Тем более сейчас, когда очень много информации, контекстов, интерпретаций, толкований. Человек ищет чего-то более простого, что станет для него ориентиром. Например, музей Эрмитаж — не нужно ничего объяснять и расшифровывать — это маркер. Он одинаково значим для сфер культуры и туризма. Статус этого места позволяет достаточно легко коммуницировать с аудиторией и с сообществом и задаёт определенный уровень: я даже не хочу по отношению к Эрмитажу применять слово «качество», это особая планета и особый мир. Поэтому бренд, его история и его восприятие имеют значение. Таким образом мы упрощаем восприятие мира даже в абсолютно потребительских наших действиях — скажем, совершая покупки.

Немногие об этом знают, но у Манежа есть структурное подразделение — МИСП (Музей искусства Санкт-Петербурга XX–XXI веков). Это наш сознательный шаг — разделить два бренда. Выставочный зал и музей — концептуально разные подходы и разные функции. МИСП находится под нашей опекой и быстро становится очень современным. Это тоже поле для экспериментов, однако мы развиваем его как музей: там идёт важная научная работа, расширение коллекции, изучение художественного контекста в изобразительном искусстве Санкт-Петербурга ХХ века и настоящего времени. А для большого Манежа изначально было принципиально стать чем-то новым, таким необычным и свободным.

— Как вы ощущаете эту свободу? 

— Свобода — для нас ключевое понятие, из неё и рождаются по-настоящему интересные и художественно значимые проекты. С ощущением свободы нам легче работать с кураторами, поскольку любые эксперименты и любые формы для нас не то что приемлемы, а крайне желательны. Логотип Манежа — это межколонное пространство; тем самым мы заявляем, что концептуально мы — пространство пустоты. И мы приглашаем эту пустоту заполнить. Значение имеет не сам выставочный зал как некая конструкция, а те проекты, которые меняют эту почти физическую пустоту внутри на какое-то интересное содержание. Такие проекты привлекают к нам ещё больше крутых институций, которые хотят с нами поработать.

Вид экспозиции «Христос в темнице». Предоставлено ЦВЗ «Манеж»

К примеру, выставочный проект «Христос в темнице» получился во многом благодаря тому, что российские музеи уже знали нас и наши проекты. Русскую деревянную скульптуру обычно дают очень неохотно. Музеи требовательны к условиям хранения и транспортировки; это экспонаты на грани светского и религиозного искусства, к ним очень трепетное отношение, поэтому важно, в какой экспозиции они окажутся, как они могут быть показаны и интерпретированы. И согласие на участие в выставке ряда музеев, например Переславль-Залесского музея-заповедника или Рязанского художественного музея, во многом зависело от рекомендации, которую Манежу дали Русский музей и Третьяковская галерея. Так сила притяжения становится активнее, и это нам очень помогает в работе.

В 2019 году у нас планируются разноформатные коллаборации с зарубежными институциями, и мне всегда приятно слышать при знакомстве, что они знают о Манеже. Сейчас мы стремимся к тому, чтобы представлять не локальное искусство, а быть частью общего художественного процесса. Конечно, есть проекты, например выставка «Жизнь после жизни», которая откроется в апреле, сосредоточенные на петербургском искусстве, на исследовании того, как художники осознают тему смерти и бессмертия. Этот художественный проект основан на локальном контексте во многом потому, что сама тема огромная и рассуждать о ней безгранично и в общих терминах достаточно сложно. 

В Манеже проходят выставки разного формата: художественные, театральные, иммерсивные, тематические — как Lexus Hybrid Art. Есть ли приоритетные направления, в которых вы хотите развиваться?

 Говорить о приоритетных направлениях — значит сознательно или бессознательно ограничивать кураторскую свободу, которую мы всячески развиваем, пропагандируем и стараемся сделать нашим основным принципом. В первые два года в определённом смысле ошибка для нас стала важнее, чем успешный проект, потому что в поисках нового ты не можешь всё время двигаться по правильному пути. Со страхом ошибки я всё время стараюсь бороться.

Lexus Hybrid Art — не самый типичный проект, который появился в первые месяцы существования Манежа после реновации. Это был наш эксперимент, а со стороны устроителей — попытка связать бренд с современным искусством. Я понимаю также, что эта поддержка нужна искусству: художественные институции не могут существовать в закрытом формате, обеспечивая себя необходимыми ресурсами, поэтому возникают попечительские советы, фонды и такие выставочные коллаборации.

— Интеграция при этом не вынужденная. Как вы отбираете выставочные проекты?

— Сейчас у нас, конечно, больше возможности выбирать — в самом начале все к Манежу просто присматривались. Музейный мир достаточно консервативный, и репутация там дороже всего, поэтому эксперименты и новые институции всегда воспринимаются с осторожностью. В первый год работы мы получали много критических комментариев о том, что выставки слишком короткие, «неужели этот проект нельзя было продлить?». При этом основную задачу мы выполнили — показали, что можем быть разными и хотим развиваться. Более того, нужны были разные форматы событий, чтобы быстро сформировать эффективную команду.

Вид экспозиции «Хранить вечно». Предоставлено ЦВЗ «Манеж»

— Расскажите, как возникла идея одной из самых громких выставок 2018 года — «Хранить вечно».

— Это был давний план. Есть абсолютно точное определение того, чем должен быть Манеж, — кунстхалле (Kunsthalle). Это пространство с акцентом на визуальном искусстве, способное притом вместить в себя больше, чем статические истории, связанные с изобразительным искусством. Даже до открытия Манежа, при разработке его архитектуры и внутренней концепции, мы хотели, чтобы здесь встречались разные люди из мира искусства: и театр, и музыка, и танец, и те синтетические конструкции, которые включает в себя современное искусство. Более того, мы не хотели ограничивать свою аудиторию.

В основе «Хранить вечно» лежит талант Андрея Могучего и художника-постановщика Веры Мартынов, а ещё — удачное стечение обстоятельств. С одной стороны, был замечательный контент и повод — празднование 100-летия наших царских резиденций, которые превратились в музеи. С другой стороны — ресурс самих музеев-заповедников, организационный и финансовый. В неменьшей степени помогла смелость директоров, которые решились соединить четыре самодостаточные, в хорошем смысле амбициозные институции в Манеже. Так, из возможностей и амбиций, возник этот проект, а мы оказались единственной площадкой, способной это принять и показать правильно. Там очень много для нас хороших экспериментов — видимых и невидимых.

— Это отличная точка входа для совершенно разной аудитории. На выставку пошли даже те, кто редко посещает музеи и мало интересуется искусством. Перед каждым зрителем вставал вопрос о реальности, а проект представлял собой некий спиритический сеанс в реальном времени.

 Абсолютно точно. Похожие истории в других местах так или иначе были ориентированы на интертейнмент (entertainment), там больше развлечений. С «Хранить вечно», с моей точки зрения, получился удачный баланс между иммерсивностью и разговором о важных жизненных ценностях, осознании своего места в действительности, о пространстве и времени: это как раз то, о чём говорит искусство.

Вернусь к началу разговора: мы в достаточной степени даём свободу куратору. Это базовая для нас идея: мы не ищем художников, мы ищем кураторов — людей, способных рассказать большую историю. Так выставка из демонстрации предметов становится самостоятельным высказыванием, именно на этом построены все удачные проекты, которые здесь у нас были. И «Христос в темнице» Семёна Михайловского, и «Хранить вечно» Андрея Могучего, и «Части Стен» Алексея Партола — это персонализированные истории людей, которые решены через музейные предметы, через созданные инсталляции, через бутафорию и через дизайн.

— Считаете ли вы, что искусство должно приносить прибыль? В Великобритании вход в большинство музеев бесплатный, как в Лондонской национальной галерее, Музее дизайна, — кроме специальных выставок. Является ли прибыль показателем хорошего искусства?

 Это большой вопрос с огромным количеством измерений. Он связан не столько непосредственно с культурой, сколько с общественным укладом и традициями. Мы можем разбить этот вопрос на несколько вопросов. Является ли, например, количество посетителей важным критерием для успешности проекта? Я не уверен. Само предназначение искусства — расширение границ: эстетических, философских, ментальных. И по-настоящему талантливые художники, конечно, опережают время и не находят свою аудиторию. Есть бесконечное количество примеров, в частности Ван Гог, который не был признан при жизни.

В этом смысле кажется более интересным то, что ещё не понято широкой аудиторией. Часто большие очереди, с моей точки зрения, свидетельствуют скорее о социальном, а не о художественном значении этого искусства, но это немного другая плоскость. Даёт ли высокопосещаемая выставка какой-то толчок для развития искусства? Не обязательно. Возникает ли у аудитории некая привычка определения эталонности в среде? Может быть. Является ли это развлечением? Очень часто — является.

— В киноиндустрии успех в большинстве случаев определяется собранной кассой, и этого совсем не стесняются. В изобразительном искусстве часто наоборот. При этом художник находится в равном положении с режиссёром — человек искусства, говорящий формами, ищущий, созидающий. Как вам кажется, наступит ли в искусстве тот момент, когда мы перестанем «стыдиться» цифр? Например, Баския известен не только своими работами, но и ценами на них. 

 По моему личному ощущению, очень немногие люди, оказавшись на выставке Баския (и, может быть, пройдя огромную очередь на эту выставку), смогут понять, почему работы художника стоят так дорого, каково его значение в глобальном художественном процессе, почему вдруг в далёкой Америке возник этот парень и вдруг стал знаменитым. Скорее, здесь оценка «стоимости» художника влияет на общественный интерес. Это в определённой степени миф. Сравнивая с кино: если зритель стоит в очереди на блокбастер, он ищет развлечения и понимает эту эстетику «на потребу» публике. Но с изобразительным искусством немножко по-другому. Скажу честно: мне кажется, что большинству зрителей, которые приходят на выставку Баския, это искусство не нравится.

— Здесь, как с Ларсом фон Триером, работает человеческая психология отрицания: «мне это не нравится, мне это причиняет дискомфорт, но я буду это смотреть».

— Да, это такое испытание, самоидентификация. Люди хотят быть лучше, чем они кажутся.

Здание Манежа с афишами выставки «Современные русские художники — участники Венецианской биеннале». 2016. Предоставлено ЦВЗ «Манеж»

— Почти у каждого на новом месте есть понятие вершины, куда он стремится забраться. Есть ли у вас подобная выставка мечты или тот проект, который вы обязательно хотели бы реализовать на посту директора Манежа?

— Сейчас эта вершина окутана туманом, она в облаках. Насколько она высока, или насколько хватит у меня сил, и что будет являться исполнением мечты — мне сказать сложно. Сейчас мы всей командой взбираемся наверх — и всегда стараемся повышать планку. Если уж мы говорим об альпинизме, то где-то мы выстраиваем базовый лагерь; какой-то склон или стена нам пока кажутся непреодолимыми, и мы готовимся их преодолеть; где-то ищем обходной маршрут. Однако я не думаю, что в художественном процессе есть какой-то абсолютный эталон, который может являться финальной точкой. Такой точкой скорее может стать собственное состояние — когда закончился запас внутренней энергии и исчез интерес.

— Последний вопрос — его вам задают часто. У вас есть опыт работы чиновником; что для вас сегодня чиновник в нашей стране? И насколько быстро вас приняло художественное сообщество с таким бэкграундом?

— Период, когда я был чиновником в классическом представлении, в моей профессиональной карьере был далеко не самым значимым и длительным. Если говорить о карьере, то я начинал работать на телевидении, в продюсировании телевизионных фильмов, рекламы, потом ушёл в бизнес-среду — к Манежу скорее применим этот опыт.

Это слегка ироничное высказывание — и тем не менее важное для меня: я считаю, что каждый человек втайне мечтает прожить несколько жизней, и у кого-то это получается. Для меня Манеж — ещё одна жизнь. Принцип везде один: нужно просто делать дело и показывать результат, даже если есть сомнения; в любом случае, преодоление — это тоже очень захватывающе. Хотя моя личная практика не говорит о том, что это какая-то избыточно консервативная среда. В новом Манеже я ни разу не чувствовал, что мне приходится подстраиваться под кого-то и лицемерить. Мне интересно сейчас — и, думаю, будет интересно ещё довольно долго.


Текст: Лилит Акопян

Заглавная иллюстрация: Павел Пригара. Фото: Даниил Рабовский для St. Petersburg Digest. Предоставлено ЦВЗ «Манеж»

journal.masters-project.ru

Директор «Манежа» Павел Пригара: Петербург готов стать культурной столицей Европы

— Павел, до того, как вы стали директором «Манежа», у него почти сформировалась репутация торгового центра. Как вы избавлялись от такого «наследства»?

— Да, к сожалению, такой образ у «Манежа» действительно существовал. Я сам его замечал, еще когда даже не думал, что буду возглавлять это учреждение. Меня, конечно, это очень сильно огорчало. Потом начались первые разговоры о необходимости его превращения в центральный выставочный зал Петербурга, посвященный культуре и искусству. Очень важно было мнение губернатора и председателя комитета по культуре, что необходимо уйти от образа некоего торгово-ярмарочного центра и не возвращаться к нему ни при каких условиях. Эта задача решалась несколькими путями. Во-первых, конечно, архитектурной концепцией, которая появилась, когда я возглавил «Манеж». И, во-вторых, громкими культурными проектами, позиционированием в городской культурной среде. Может, категоричное сравнение, но я бы сказал, что торговля была изгнана из храма искусства.

— Как вы добиваетесь того, чтобы заходящий в зал человек ощущал, что он в особом месте?

— Сам «Манеж» – здание с уникальной историей, созданное больше двухсот лет назад по проекту Джакомо Кваренги. При этом он пережил несколько внутренних изменений, которые сейчас позволили его пространство превратить в абсолютно современный выставочный зал. После своей первоначальной функции выездки лошадей и занятий конногвардейцев, после революции, он превратился в гараж и был перестроен изнутри. Только в семидесятые годы он превратился в центральный выставочный зал «Манеж». Это уникальное сочетание, которое многие отмечают: внешний облик классического петербургского здания – и одно из самых современных в Европе внутренних оснащений залов. Этому многие завидуют. Потому что найти в центре города огромное пространство, которое не требует защиты внутренних интерьеров, практически невозможно.

— Что принципиально важно для современного выставочного зала?

— Когда мы думали над архитектурной концепцией зала, мы использовали такой достаточно простой термин, как «пространство возможностей». Это очень важно для современных выставочных проектов. Потому что все они создаются общими усилиями художников и кураторов, которые показывают некую историю. И это всегда авторское высказывание. Это сочетание не только произведений искусства, но и экспозиционных приемов, связанных со световыми и мультимедийными решениями. В этом плане наши возможности ограничены только физическими размерами самого зала. Потому что внутри «Манежа» можно создавать практически любые элементы и конструкции, использовать любой свет, звук, зонирование, придумывать неожиданные экспозиционные решения. Здесь можно представлять как современное, так и классическое искусство. Это очень важно для зала, но абсолютно не характерно для крупных музеев, где пространство уже сформировано, где оно в определенном смысле намолено конкретными темами, художниками. Как отмечают многие художники и кураторы, у нас свобода художественного самовыражения в этом смысле близка к идеальной.

— Территория вокруг «Манежа» тоже используется?

— Это характерно для современного искусства. Это попытка покинуть физические границы музея или выставочного зала и вывести искусство за границы самого здания. Чтобы встреча с аудиторией происходила еще на улице. Появляются объекты, уличные выставки, необычные инсталляции – то, что называется сейчас публичным искусством. То есть в городской среде появляются художественные объекты, привлекают внимание, подталкивают зрителя к некоему диалогу с искусством. Я очень рад, что в Петербурге это всеми принимается, несмотря на то, что город классический.

— А временные выставки на Конногвардейском бульваре тоже ваши?

— Да, это часть нашего проекта. У нас есть отдельный проект под названием «Музейная линия», объединяющий не только «Манеж», но и Эрмитаж и Русский музей. Городская среда становится пусть только на время, но все же выставочным пространством. И появление там художественных фотографий, скульптур, объектов, которые знакомят человека с современным искусством, – это очень важно для нас.

— Сам факт проведения выставки уже несет какой-то месседж?

— Конечно, очень часто современные выставочные проекты рассчитывают на достаточно продолжительный диалог со зрителем. Это не просто демонстрация произведения искусства, а выстраивание истории. Зритель, путешествуя по выставке, воспринимает ее как целостное большое высказывание. Переходит от одного художника к другому, от одной картины к другой, но видит некую целостность, большую культурную ткань. Не как отдельное произведение, а как часть мира, в котором все мы живем. И этот индивидуальный кураторский рассказ сейчас очень важен для взаимодействия со зрителем.

— Какие интересные проекты были в последнее время?

— Буквально несколько дней назад, в конце августа закрылся проект «Части стен». Это как раз тот проект, который, с нашей точки зрения, абсолютно сомасштабен залу. Это проект, посвященный стрит-арту. Было представлено 70 художников со всей России, от Калининграда до Владивостока. Больше ста произведений, по-моему, из 15 или 17 городов. Это тоже хороший пример кураторского подхода, когда внутри «Манежа» появляется целая история, в определенном смысле даже представление, посвященное какому-то виду искусства. Мы дали художникам возможность создавать их работы на больших пространствах, как в естественной городской среде. Многие, кстати, исчезли после выставки вместе с самой экспозицией. Самая масштабная на сегодняшний день история из тех, что были в России, самая осознанная, рассказывающая о стрит-арте как о части культуры. Ведь стрит-арт продолжает искать свое место в этом мире, и появление его в нашем зале как бы институализирует его. Странное слово, говорящее о том, что это искусство являются частью художественного процесса. Есть искусствоведы, которые занимаются этой темой, есть музеи, которые изучают ее как явление. Это неотъемлемая часть жизни. И эта выставка позволила получить полное представление о том, на какой стадии сейчас находится это искусство, какой у него генезис.

— Считаете, вам удалось?

— Да, мы получили огромный зрительский интерес, огромное количество осознанных комментариев, что для нас важно. Я могу сейчас смело сказать, что свыше 20 тысяч человек посетили эту выставку. Несмотря на то, что она была достаточно короткой, это очень хороший результат.

— У вас в «Манеже» проходят только собственные выставки, или сдаете пространство приезжим проектам?

— Каждый проект для нас – это пазл. Он складывается из нескольких составных частей. Есть выставки, которые мы делаем по собственной инициативе, а есть выставки, которые мы делаем в партнерстве с крупными художественными институциями. Даже если проект тематически задумывается «Манежем», все равно к работе над ним практически во всех случаях привлекаются другие крупнейшие российские и зарубежные музейные институции, которые помогают рассказать историю. У нас есть проекты, которые можно назвать регулярными. По нашему убеждению, один из крупных проектов в году обязательно должен быть посвящен ленинградскому и петербургскому искусству. Потому что это огромное историческое наследие, которое абсолютно гармонично смотрится в «Манеже». Есть проекты международные, такие как предстоящая в этом году выставка искусства Катара, Ближнего Востока. Катар – специальный гость Культурного форума в этом году. Впервые в России будет представлено собрание его современного искусства. Сам факт участия Катара в форуме поражает, ведь ближневосточные страны – достаточно закрытые и консервативные. Но, судя по референсу работ, которые окажутся в зале, уже видно, что они тоже являются частью мирового художественного процесса.

— А выставки за год как-то объединены в целую картину?

— Нам наоборот хотелось бы быть разными. В первые два года у нас были проекты абсолютно разной тематики. Причем не только по изобразительному искусству в классическом его смысле. Мы воспринимаем «Манеж» шире, чем просто выставочный зал. Мы воспринимаем его как некую культурную институцию. Именно поэтому у нас за два года прошло, например, 22 симфонических концерта. Мы показываем документальное кино, у нас проходят встречи с артистами, с художниками, с учеными. Для нас важно, чтобы в «Манеже» встречались разные виды искусства. Современная культура в целом синтетическая. Часто художники объединяют в своих произведениях визуальные и аудиальные формы. И наш зал идеален для того, чтобы показывать такое искусство, демонстрировать его, знакомить с ним, представлять его на суд зрителей. Потому что, конечно, главным критерием для нас является аудитория, которая приходит и оценивает проект. Диалог очень важен.

— Что вы хотите сделать в ближайшие годы, на что замахнуться?

— Мы – пространство возможностей. Но иногда эти возможности ограничены не только финансами, но и организационными сложностями, потому что привезти крупный международный проект – это достаточно долгая история. Сейчас мы стали заметны и в России, и за рубежом, поэтому крупнейшие музейные институции начинают проявлять к нам интерес. Когда мы только открылись, Лувр и Помпиду присматривались к нам. Для них важен некий референс проектов, которые были до них: насколько они были успешны, насколько они были реализованы. Это всегда немножко щепетильная тема, которую редко обсуждают до достижения твердых договоренностей. Но мы с крупнейшими европейскими институциями сейчас обсуждаем проекты, которые состоятся в «Манеже» в 2021 и 22 году. Три-четыре года – это  средний срок планирования действительно крупных художественных выставок, мы только начали эти разговоры. Еще заметным событием в следующем году будет наше сотрудничество с московским Пушкинским музеем. Очень интересной показалась эта идея. Два главных музейных столпа Петербурга, да и всей России – Эрмитаж и Русский музей – будущим летом будут дополнены еще одной крупнейшей институцией, связанной с российским искусством. Все лето следующего года Пушкинский музей будет представлять в «Манеже» коллекции от своего имени. Это даст возможность и петербургскому зрителю, и гостям нашего города летом 2019 года познакомиться с его экспозицией. И это будет первый в истории проект, когда Пушкинский музей в таком объеме приедет в Петербург.

— Есть какой-то внутренний ориентир, по которому вы видите, что добились успеха?

— Среди прочих мотивов, которые меня стимулируют, – то, что работа «Манежа» проектная. От одной задачи мы переходим к другой. Они имеют общую основу, так как все это изобразительное искусство и культура, но все они различны. У нас есть уникальная возможность сопоставлять традиционное классическое искусство с современным. Успехом будет – сделать «Манеж» и, конечно, Петербург культурной столицей не только России, но и Европы. В свое время такими городами были и Лондон, и Берлин, и Барселона. Петербург, с моей точки зрения, инфраструктурно готов к этому. У нас есть и новые транспортные магистрали, и активное развитие гостиничного сектора, и многое другое. Сейчас нужно наполнить город содержанием, наполнить его некими образами.

Новый выпуск программы «Главный+» смотрите на нашем сайте или Youtube-канале. 

Текст и фото: Город+.

spb.media

ЦВЗ «Манеж» открывается после двух лет реконструкции

Семен Михайловский, ректор Академии художеств

То что здесь удалось сделать буквально за три месяца — это редкий в Петербурге пример командной работы. Сейчас у «Манежа» есть все условия для перехода в новое качество: я говорю и о новом дизайне, и о современном менеджменте, и о наполнении этого пространства и его общей атмосфере. В Петербурге вообще мало «правильных» мест, таких как московский «Гараж», где можно провести полдня с удовольствием, вкусно поесть, поработать в интернете, полистать каталоги в комфортных условиях. Здесь же все будет правильно, от гардероба и до отношения к людям.

Сформировавшиеся музеи существуют в своем режиме с готовым планами, системой работы и человеческим фактором. А тут, на нейтральной площадке, не связанной с музейным сообществом, можно все начать с нуля. И мы стремимся приблизиться к мировому опыту, а не говорить о том, что мы особенные. Для меня, как для комиссара национального павильона на Венецианской биеннале, важно показать, что экспонировалось в нем до меня, со времен перестройки. И выставка, которой откроется «Манеж», будет интересным опытом осмысления того, кто представлял нашу страну.

Четыре тысячи квадратных метров ЦВЗ дадут возможность свободно расположить в пространстве работы почти сорока художников, среди которых Олег Кулик, Григорий Брускин, Юрий Аввакумов, Дмитрий Гутов, Илья Кабаков, Эрик Булатов, Владимир Дубоссарский и Александр Виноградов, Андрей Бартенев, Виталий Комар и Александр Меламид, Ирина Нахова, арт-группа AES + F, Тимур Новиков, Павел Пепперштейн, Константин Звездочетов, Дмитрий Пригов, Владислав Мамышев-Монро. Мы покажем их объекты, инсталляции, живопись, видео- и медиаарт — не обязательно именно те, которые они выставляли в свое время в Венеции. Для петербуржцев это будет редкая возможность увидеть первоклассное современное искусство в таком объеме».

www.sobaka.ru

Гость редакции — Павел Пригара

Гость редакции 22 Декабря 2017

ФОТО Александра ДРОЗДОВА

Пространство возможностей

В этом году ЦВЗ «Манеж» отмечает сорокалетие. Чуть больше года назад главный выставочный зал города открылся после длительной реконструкции. Заметно изменилось не только его внутреннее пространство, но и выставочная политика. 

О деятельности «Манежа» и далеко идущих планах рассказал директор ЦВЗ Павел Пригара.

— Павел Сергеевич, в прошлом вы телеведущий, бизнесмен, чиновник. Каким образом в «Манеже» оказались?

— Складывается ощущение, что карьера, развивавшаяся в разных направлениях, вела меня в это пространство. У меня мышление, как у спортсмена: цель с течением времени может меняться, но открываются новые возможности.

«Манеж» я воспринимаю как проект, результатом которого может стать создание не только современного выставочного зала, но и важной составляющей художественной жизни города.

Я знаю наш город в разных его проявлениях. Мне приятно создавать здесь что-то новое. «Манеж» — это пространство для творчества и реализации идей художников и кураторов, репрезентативная площадка, где они могут демонстрировать свое искусство.

— Словом, два года назад вы получили предложение, от которого не смогли отказаться?

— Я оказался здесь в силу разных обстоятельств. Сыграло роль и мое давнее знакомство с председателем комитета по культуре Константином Сухенко. Именно он пригласил меня в «Манеж».

— Вы пришли, посмотрели и… изменили проект.

— Да, изменения произошли достаточно кардинальные. Ремонт уже шел какое-то время. Не только у меня возникло ощущение, что создавалось что-то близкое к торговому центру: два стеклянных лифта, полированный гранит. Перед ремонтом у «Манежа» уже был период, когда в нем проходили торговые ярмарки. Нам показалось, что эта функция может сохраниться.

— Вы пригласили другого архитектора.

— Времени было немного, чтобы найти архитектора, способного не просто создать проект, но и учесть то, что было сделано. Деньги уже были затрачены. Я понимал, что крупная архитектурная мастерская вряд ли за это возьмется. Нашел молодого и талантливого архитектора Александра Кривенцова. Архитектурная мастерская «Циркуль» под его руководством быстро включилась в работу. В результате зал обрел новый образ и стал отвечать самым современным экспозиционным требованиям.

— Изменилось не только внутреннее пространство зала, но и стратегия его деятельности.

— Моя жизнь всегда так или иначе была связана с «Манежем». В 1990-е годы я ходил туда на выставки, вечеринки, концерты. Мне хотелось, чтобы с «Манежем» связывались приятные ассоциации. Я понимал, здесь есть огромный потенциал для создания «пространства возможностей». Это стало нашим девизом. И одна из аксиом обновленного «Манежа» — торговли в этих стенах быть не должно.

— Ярмарки-продажи были не от хорошей жизни. Деньги «Манеж» по-прежнему должен зарабатывать?

— Эта задача есть. Мы сделали зал таким, что он востребован для различных конференций, симпозиумов, конгрессов, мероприятий, которые носят узкий профессиональный характер. С точки зрения экономики проведение их в «Манеже» стало дороже. Но опыт говорит, что зал стал более притягательным: не только идеально расположен, но технически безупречно оснащен. Он может принимать мероприятия любого уровня сложности.

— Главное предназначение зала — художественные выставки. В этом отношении стратегия изменилась?

— Экспозиционная стратегия строится на том, что картин, висящих на стендах, недостаточно. Не последнюю роль играет экспозиционный дизайн, художественный образ проекта. Очень важна позиция куратора, который презентует проект, вводит зрителя в нужную атмосферу, направляя его по определенному маршруту. Это необходимо для восприятия искусства.

— «Манеж» отказался от самостоятельной выставочной стратегии, передоверив это кураторам, людям со стороны?

— В «Манеже» нет арт-директора, который формирует художественную концепцию зала. Есть выставочный отдел, он делает тот или иной проект. Есть кураторы, которые работают в команде «Манежа» или предлагают нам свои идеи со стороны. Возможности у них абсолютно равные.

— Речь идет о крупных проектах, которых бывает два-три в год?

— В год мы стараемся провести два крупных проекта международного уровня и три-четыре проекта среднего масштаба и, насколько позволяет календарь, проектов сопутствующих. У них есть внешние кураторы — наши партнеры, которые используют зал для художественных выставок. Тут «Манеж» со своей командой отходит на задний план. Мы не музей.

— Это странно звучит. На конкурс «Музейный олимп» «Манеж» представил свою выставку китайского современного искусства. Складывается впечатление, что с музейным статусом вы не определились.

— У музея должна быть концепция. Условно говоря, Русский музей сосредоточен на показе русского искусства. Каждый музей прежде всего демонстрирует свою коллекцию. У «Манежа» она есть. Для нее в бывшем «Малом манеже» на наб. канала Грибоедова, 103, создан Музей искусства Санкт-Петербурга ХХ — ХХI веков (МИСП). Мы решили, что коллекция ленинградского-петербургского искусства, где почти три тысячи произведений, будет развиваться именно как музей. С Мариной Джигарханян, которая его возглавила, мы договорились о разделении функций и о том, что ассоциации с МИСП как частью «Манежа» быть не должно. Таким образом, МИСП обретает самостоятельность. Марина с этой задачей, как мне кажется, хорошо справляется.

— Значит, МИСП уже не является частью «Манежа»? У него не возникнет соблазна обрести юридическую самостоятельность?

— Не думаю. У музея есть организационная проблема — помещение для постоянной экспозиции. Мы ее решаем, получили комплекс зданий на Лермонтовском проспекте, почти 4000 квадратных метров. Правда, пока они в неприспособленном состоянии, это бывшие полуразрушенные склады. В следующем году начинаем проектирование. Рассчитываем, что к 2020 году возникнет постоянная экспозиция музея. При этом мы не отказываемся от помещения на канале Грибоедова и надеемся сохранить его для камерных проектов, детских программ, мастер-классов, лекций.

— В большом «Манеже» на постоянной основе для этого нет места?

— У большого «Манежа» есть одна «проблема» — его размер 4,5 тысячи квадратных метров, разделенных на два этажа. Мы ориентируемся на проекты, которые занимают весь зал. Но не все обладают таким масштабом, только самые крупные. Небольшие проекты более органично выглядят в камерном пространстве МИСП.

— Для петербургских художников двери большого «Манежа» не закрываете?

— Наоборот. Мы пришли к тому, что будем показывать историю петербургского и ленинградского искусства. Прошла выставка художников 1970-х годов. Мы посвятили ее 40-летию ЦВЗ «Манеж». Это интересное время и с эстетической, и культурологической точек зрения. Получилась очень хорошая история, которую никто до нас не рассказывал. Проекты, посвященные ленинградскому искусству, мы намерены делать ежегодно своими силами. Есть план на 2018 — 2020 годы.

Нам очень хочется, чтобы в «Манеже» было два главных действующих лица — художник и куратор. Любой проект мы представляем как авторский, выводим куратора на первый план. Зал должен быть разным. Для этого мы и готовы «уйти в тень».

— После ремонта зал работает немногим больше года. Как вы привлекаете кураторов: приглашаете, сами обращаются, помогают зарубежные связи, московские?

— Этот год стал для зала испытанием. С одной стороны, мы тестировали его на возможности принимать разные проекты. С другой — понимали, что для крупных международных проектов у него должен быть определенный бэкграунд.

В 2019 году мы планируем принять крупный французский проект. Первое, о чем попытались узнать партнеры: что такое «Манеж», какие выставки здесь были. Они начали обсуждение после того, как независимо от нас об этом узнали.

Мы активно следим за тем, что происходит по всему миру. Крупные выставочные проекты имеют долгосрочное планирование, сейчас обсуждаются планы до 2022 года. Мы пытаемся включиться в этот процесс. Проекты создаются для нескольких залов в Европе, Америке, Азии, Китае. Мы хотим стать местом, которое обозначено в маршруте этих проектов.

— Можете сказать, к чему присматриваетесь?

— Прежде всего, с точки зрения логистики, общего культурного кода, смотрим на Европу.

— Китай? Крупный проект «Китайская армия» из этой страны «Манеж» принимал.

— Это связано с тем, что китайцы ведут активную культурную экспансию. Они хотят, чтобы их страна была представлена традиционной культурой. Смотрят в свое прошлое, где богатое культурное наследие, много экспериментируют, показывают, что это современная страна, которая хочет стать частью мирового культурного пространства. С ними работать достаточно легко. «Китайская армия» — проект совместный. Значительную часть расходов по выставке китайская сторона взяла на себя.

— У вас есть планы на следующий год?

— Мы рассчитываем в феврале-марте принять крупную русско-японскую выставку. Молодое искусство двух стран встретится на нашей площадке. Проект готовится около года. Большинство работ будет создано специально для него. Куратором проекта будет Семен Михайловский — ректор Академии художеств, председатель попечительского совета «Манежа».

— У «Манежа» представительный попечительский совет — руководители Эрмитажа, Русского музея, ГМИИ им. Пушкина…

— Собирая попечительский совет, мы понимали, что люди такого уровня не смогут уделять много внимания «Манежу». Но они для нас важны, чтобы определить уровень соответствия. Хочется принимать проекты, сравнимые с музейными «небожителями». Нам это помогает, не надо объяснять, почему выставки низкого уровня не могут проводиться на этой площадке. До сих пор нам это удавалось. Проекты, которые мы делали, получили позитивную оценку.

— В следующем году в «Манеже» юбилей отметят музеи-заповедники: Петергоф, Царское Село, Павловск, Гатчина…

— Это будет в апреле-мае. Проект сложный, мы гордимся, что для него выбран «Манеж». На нашей площадке разместятся четыре заповедника. Приглашение куратором театрального режиссера Андрея Могучего с его командой решение правильное. В данном случае мы окажем организационную и техническую поддержку, не вмешиваясь в концепцию, понимая, что справиться должны сами.

Затем наступит небольшой перерыв, «Манеж» будет задействован на Экономическом форуме. В городе много площадок больших и интересных, но мало функционально подготовленных. Не зря, создавая зал, мы сделали акцент на техническом оснащении. Это наше большое преимущество.

— Зал выходит за пределы своих стен, задействует уличное пространство. Зачем?

— Мы развиваемся в нескольких измерениях, выходим в город. Современному искусству это свойственно. Встреча с ним должна происходить на улицах. Но в «перешагивании порога» необходимы осознанность и подготовленность. Когда люди видят в городской среде что-то необычное, это не просто делает среду более привлекательной, но и позволяет вспомнить, в каком городе мы живем. Увидев уличный проект, человек может принять решение добраться и до самого музея.

На площади у западного фасада «Манежа» мы показываем уличные проекты. Для нее уже есть четыре проекта, которые будут сменять друг друга.

В следующем году планируем международный проект уличного искусства — художники на необычных поверхностях будут создавать композиции. Появится и большая инсталляция, посвященная японскому искусству — мост между тем, что будет происходить внутри зала и снаружи.

— Есть в планах еще что-то необычное?

— Хочу рассказать о «Музейной линии». Это еще одна попытка вывести «Манеж» непосредственно за его стены. Мы зрительно нарисовали линию от Мраморного дворца Русского музея — через Эрмитаж — «Манеж» до Новой Голландии. Эта линия объединяет культурные институции, логически связанные между собой.

Линия — это пространство между ними. Мы хотим, чтобы горожане и туристы, оказываясь там, понимали, что находятся в едином культурном поле. Но это не совсем тот путь, который прокладывают от одного музея к другому. Нам кажется, что это пространство само по себе может быть местом встречи с искусством. Оно должно притягивать людей, вызывать желание туда пойти.

— Как это может выглядеть?

— Есть российский, европейский, американский опыт, как искусство внедряется в городскую среду. Художники создают временные объекты, воспринимая эту среду как экспозиционное пространство.

Для этой линии мы хотим создать единую навигацию. Время от времени там будут возникать объекты, чтобы люди, проходя мимо, понимали, что находятся в среде, посвященной искусству.

Далее мы подтолкнем их к выбору — как продолжить знакомство с искусством. Допустим, пойти направо в Эрмитаж или прямо в Мраморный дворец… Линия уникальна тем, что она включает важные городские маркеры — Марсово поле, Миллионная улица, Дворцовая площадь, Адмиралтейский сад, Конногвардейский бульвар, набережная, остров Новая Голландия. Многообразие городской среды говорит о том, что искусство может появиться везде: на набережной, внутри бульвара, в саду или на улице, на огромной площади.

Мы ищем партнеров, чтобы на этой линии была единая сеть Wi-Fi. Допустим, оказавшись на Дворцовой площади, человек будет знать, где на Конногвардейском бульваре установлена инсталляция, на какую экскурсию в Русский музей можно попасть в этот момент. Он получит выбор остаться на улице или зайти в музей.

— Какое-то время назад была идея создать музейный квартал недалеко от «Манежа»…

— Ошибка, с моей точки зрения, заключалась в том, что этот проект стали воспринимать как коммерческий, требующий бюджетного финансирования, привлечения партнеров, распределения ролей. Музейная линия от этого свободна, надеюсь, это поможет ей выжить. Мы не ожидаем финансового участия. Для создания информационной среды партнер практически найден, далее предложим художникам и кураторам использовать это пространство. Каждый год мы предполагаем отдавать эту линию кому-то из участников проекта.

Это даст больше свободы, сделает общение с искусством круглосуточным, а город более интересным. Ведь сегодня молодые люди, если хотят встретиться с чем-то необычным — музыкальными фестивалями, выставками, едут в другие страны и города. Допустим, в Барселону, где происходит что-то интересное.

У Петербурга на ближайшее время нет другой судьбы, как быть туристической столицей Европы. На все это не нужны большие затраты, достаточно энергии людей, согласия и желания делать город лучше.

Подготовила Людмила ЛЕУССКАЯ


Материалы рубрики

spbvedomosti.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *