Что нужно знать об архитекторах Herzog & de Meuron
Королевский институт британских архитекторов (RIBA) «за вклад в теорию и практику архитектуры» присудил ежегодную премию RIBA Jencks Awards швейцарскому архитектурному бюро Herzog & de Meuron. Вспоминаем, как познакомились Херцог и де Мёрон, присматриваемся к архитектурному почерку их зданий и узнаем, в чём архитектура похожа на айкидо.
Творческий союз Пьера де Мёрона и Жака Херцога сформировался вполне закономерно: оба родились (с разницей в месяц) в 1950-м году в швейцарском Базеле и жили в нескольких кварталах друг от друга. По их рассказам, впервые встретились в возрасте 7 лет, правда, разговаривали на разных языках: Пьер — на французском, а Жак — на швейцарском диалекте.
После школы оба отучились на факультете архитектуры в Швейцарском Федеральном политехническом институте в Цюрихе. После вместе стажировались у итальянского архитектора Альдо Росси (лауреата Прицкеровской премии 1990-го), который, с их слов, во многом повлиял на их творчество. Через три года после диплома, в 1978-м, друзья открыли собственное архитектурное бюро в Базеле. Сегодня офисы Herzog & de Meuron, помимо Базеля, располагаются в Гамбурге, Гонконге, Лондоне, Мадриде и Нью-Йорке. С 1994-го оба архитектора — профессоры Гарвардского университета.
Пьер де Мёрон: «Сильные черты Жака являются моими слабостями – и наоборот. Я думаю, что особенно хорошо работаю в середине проекта, тогда как Жак обычно горит в самом начале и конце».
Сейчас Herzog & de Meuron, помимо Жака Герцога и Пьера де Мёрона, официально состоит ещё из трёх партнеров: Кристин Бинсвангер, Аскана Мергенталера и Стефана Марбаха. Все трое — практикующие архитекторы, полноправно участвующие в проектах Herzog & de Meuron по всему миру. Жак Герцог: «Мы работаем в командах, но эти команды непостоянны. Мы формируем их под каждый новый проект. Чтобы достичь лучших результатов, мы привлекаем разнообразные таланты, и это выливается в итоговый продукт, который и называется архитектурой Herzog & de Meuron».
В полный голос о Herzog & de Meuron заговорили в 2001-м — проект галереи Tate Modern в Лондоне принес им Притцкеровскую премию. Известная галерея Tate не умещалась в собственном здании и переселила часть коллекции современного искусства в опустевшие цеха закрытой ещё в 1980-е ТЭС. Сами архитекторы назвали галерею «неким гибридом традиций, ар-деко и модернизма». К слову о модернизме, это одно из любимых направлений Herzog & de Meuron. Своим учителем в этом стиле Жак и Пьер считают финского архитектора и «отца модернизма» Северной Европы Алвара Ааалто.
Жак Герцог о проекте галереи Tate: «Мы решили принять и даже усовершенствовать похожее на скалу массивное здание из кирпича вместо того, чтобы ломать его или попытаться как-то уменьшить его в объемах. Такой подход можно сравнить с айкидо: вы используете энергию врага в своих целях, концентрируете всю эту энергию в своих руках и неожиданно, совсем по-новому, трансформируете её».
Жак Герцог: «Работать с уже построенными зданиями для нас особенно волнующе, ведь существующие ограничения требуют совсем иного творческого похода. Значимость подобных проектов в Европе в будущем будет расти — мы не можем всегда начинать с чистого листа. Когда проект начинается не с чистого листа, всегда требуется особый архитектурный подход, где главным является совсем не вкус или стилистические предпочтения».
Город, в котором до сих пор живут и творят Herzog & de Meuron — Базель — своего рода «археологическая отправная точка» их особого подхода к архитектуре. Рем Колхас назвал Базель «промежуточным» городом: это международный центр химической и фармацевтической промышленности, что вполне могло стать источником интереса архитекторов к проблемам изменения городской среды. Ведь «типичные» Herzog & de Meuron — это, в первую очередь, здания общественного назначения: будь то Музей визуальный культуры М+ в Гонконге (2015), новый стадион Бордо во Франции (2015), Базельский музей культур (2011), бизнес-центр Actelion в швейцарском Альшвиле (2010), Национальный стадион для Олимпийский Игр-2008 в Пекине или концертный зал Elbphilarmonie в Гамбурге (2007).
Herzog & de Meuron проектируют и жилые объекты — многоквартирные и частные дома. Первый для швейцарских архитекторов небоскреб по 56 Леонард Стрит в Нью-Йорке реализован в 2008-м. Элитный жилой комплекс Герцог и де Мёрон сравнили со «штабелем домов в небе».
Каждая из 145 квартир отличается конфигурацией, потому что каждый этаж слегка сдвинут относительно вертикальной оси здания и других ярусов. Динамику конструкции подчеркивают сплошное остекление стен и белые бетонные плиты перекрытий, образующих террасы снаружи.
Пример частной жилой архитектуры Herzog & de Meuron — дом владельца художественной галереи Ханспетера Рудин, построенный в 1997-м. С виду дом в деревне на границе Франции и Швейцарии (Лаймен), по задумке авторов, напоминает детский рисунок: параллелепипед с двускатной крышей, большие окна и труба камина. Но где дверь? Примитивная на вид конструкция приподнята над землей, и попасть в дом можно как в «летающую тарелку»: по лестнице, спрятанной под бетонным подиумом. Дом Рудин — воплощение контрастов: между традиционной формой и нетрадиционными для неё материалами (не уютное дерево, а бетон), между открытостью расположения и приватностью входа, между теплотой детских воспоминаний и аскетичностью бетонных стен.
Этот архетипичный образ дома в виде простой геометрической фигуры с двускатной крышей — любимый архитектурный прием Herzog & de Meuron, своего рода «минимализм формы», из которого архитекторы умудряются складывать сложные многоуровневые конструкции. В качестве ещё одного примера — один из наиболее известных проектов бюро, шоу-рум коллекции домашней мебели VitraHaus. Пятиэтажное сооружение высотой более 20 метром составлено из 12 «идеальных» домов, сложенных друг на друга. Внутри расположились конференц-зал, музейный магазин, вестибюль, кафе с летней террасой и галерея стульев Музея дизайна Vitra.
Форма здания выбрана архитекторами не шутки ради, а по делу: внутреннее пространство каждого из «домов» ближе по размеру и форме к жилищу, поэтому выставленные там кресла и диваны воспринимаются лучше, чем в типичном для шоу-румов и галерей ангарообразном зале.
Другая яркая отличительная черта зданий, спроектированных Herzog & de Meuron, — неожиданные фасадные материалы: рубероид, фанера, золотые и медные листы или полосы, зеркала, базальт, пробковое дерево. По мнению архитекторов, «архитектура не должна подвергаться рациональному анализу, она должна влиять на человека через его чувства, через запахи и атмосферу, должна преодолевать отчуждение». «Запах», к которому обращаются архитекторы, проявляется, в том числе, и через строительные материалы. Благодаря их выбору у «зрителя» создается поток пространственных ощущений и воспоминаний, через которые, по мнению Herzog & de Meuron, и нужно воспринимать их здания.
Жак Херцог: «Здание — это здание. Его невозможно читать как книгу. Оно не имеет заголовка или таблички с названием, как картина в выставочном зале. В этом смысле наши творения абсолютно нерепрезентативны. Вся сила и мощь этих сооружений заключается в непосредственном и глубоком воздействии, которое они оказывают на смотрящего».
Например, здание музея Schaulager в Базеле (2003) будто одето в плотный войлок. По словам архитекторов, изначально стены фасада планировалось отделать уплотненным грунтом с клеевой связкой, но по техническим причинам использовали «своего рода бетон, смешанный с местным гравием». В итоге фактурные стены музея производят необычное впечатление текстильной мягкости.
Сигнальный пост на вокзале в Базеле обернут медными полосами шириной 20 см. В области оконных проемов они немного разворачиваются, пропуская внутрь свет. Архитектурное решение вдохновлено «клеткой Фарадея» — устройством, изобретенным английским физиком и химиком Майклом Фарадеем в 1836-м году для защиты аппаратуры от внешних электромагнитных полей. Обычно представляет собой заземленную клетку, выполненную из хорошо проводящего материала.
Так облицовочная медь, использованная Herzog & de Meuron в проекте Signal Box, — не просто художественный прием, а технически обусловленное решение, которое защищает электронное оборудование от внешних воздействий, в том числе от удара молнии.
Винодельня «Доминус» расположена в долине Напа в Калифорнии, которая славится нестерпимой жарой днем и холодом ночью. Климатические условия обусловили выбор функционального строительного материала: перед фасадами здания архитекторы разместили габионы с базальтом, который обладает высокой теплоэффективностью.
Днем камень поглощает тепло, а ночью его отдает — так функционирует кондиционирование воздуха, необходимое для поддержания правильной температуры приготовления и хранения вина. Габионы из крученой проволочной сетки заполнены базальтом разной плотности: некоторые части стен непроницаемы, другие же пропускают внутрь солнечный свет днем, а ночью сквозь них наружу просачивается искусственный свет. Вместо классической кладки Herzog & de Meuron оставили камню своего рода «свободу выбора».
Жак Херцог: «Наша идея заключается в том, чтобы не делать повсюду одно и то же. У нас нет определенного стиля, в каждом месте мы делаем нечто новое. Пытаемся вытянуть это новое из местного контекста. <…> Мы вообще противники интернационального стиля: в каждом месте есть своё, непередаваемое. В Лондоне это останки индустриальной среды, в Калифорнии — щебень, в России — бревна».
В качестве иллюстраций к сказанному — летний павильон галереи «Серпентайн» в Лондоне (2012) и Здание Форума в Барселоне (2004), где Herzog & de Meuron использовали пробку и зеркала, соответственно.
Мебель по дизайну Herzog & de Meuron
Прикоснуться к творчеству Herzog & de Meuron в более камерном формате можно, завладев, к примеру, табуретом Hocker, придуманным архитекторами в 2003-м специально для Vitra. Табурет из массива березы можно использовать по прямому назначению, как журнальный столик или подставку под растения. Выпускается в белом и коричневом цветах.
Напольный торшер Pipe Terra из коллекции Artemide в виде цветка из LED-светильников получил в 2006-м премию в области дизайна Red Dot Award. В серию вошла люстра Pipe One подобной формы.
exteriorcenter.ru
Ожидание vs. Реальность. Насколько правдивы рендеры Herzog & de Meuron? :: Статьи
Швейцарское бюро представило проект «парящего горизонтального небоскреба» над Бадаевским пивзаводом. И сразу возникли вопросы, будет ли так парить и реализация (если всё-таки построят).
Фанату современной архитектуру в Москве не приходится скучать. Пьер де Мерон лично приехал презентовать проект. До него в феврале Рем Колхас показывал концепцию Новой Третьяковки, MVRDV защищали проект апартаментов. При этом Ренцо Пьяно занимается реконструкцией ГЭС-2, одобрен жилой комплекс Кенго Кумы, а бюро Стивена Холла победило в конкурсе на целый квартал. Рисуется эффектная картина мировой архитектуры от лучших бюро, обсуждение которой только сразу же упирается в сложности реализации. По концепции Herzog & de Meuron у публики вызвали больше всего сомнений три элемента:
- Вместо леса из тонких колонн появятся массивные блоки коммуникаций,
- Вместо белоснежных фасадов будут темные окна,
- Вместо легких теней получится московская серость.
Проверить, как эти нюансы предусмотрели архитекторы, пока не получится: кроме пресс-релиза с пятью картинками больше никакой информации не получить. И поскольку неизвестно, когда проект детально рассмотрят на Архсовете (и дойдет ли до этого вообще), предлагаем составить общую картину, чего стоит ожидать, на примере уже реализованных проектов бюро.
Эльбская Филармония в Гамбурге
Задуманного «миража» над Эльбой точно не вышло, но получилось не хуже, просто иначе. Эффектно, монументально и очень популярно среди туристов города.
Башня 56 Leonard Street в Нью-Йорке
Тот случай, когда реализация выглядит лучше рендеров. На проектных визуализациях общая масса теряется в избыточных деталях. В реальности все выступы и детали собирает вместе остекление.
Стадион в Бордо
Как и на Бадаевском заводе, главном элементом должен был стать лес колонн. В случае Бордо он бы частично скрывал за собой чашу стадиона, но честно говоря, реализация проигрываетк на фоне проектных картинок. Получилось не так воздушно и колонны несколько меркнут на фоне трибун.
Комплекс Feltrinelli Porta Volta в Милане
За время реализации узкий фасад лишился выступов перекрытий, но это не помешало с отдельных точек добиться прозрачности, чтобы город было видно сквозь здание. Впрочем, с других ракурсов фасад превратился в зеркало.
VitraHaus в Германии
Явный победитель в номинации «ожидание/реальность» — реализация повторяет картинку вплоть до толщин перекрытий. Хотя такой эффект может быть и из-за того, что ни тени, ни остекление здесь не играют решающую роль.
И это один из аргументов не бояться темных цветов. На эту тему у нас есть еще 7 примеров в материале «Что умеет черный цвет в архитектуре».
Национальный стадион в Пекине
Честно говоря, рендеры в середине 2000-х были такого качества, что любая реализация после них будет смотреться лучше. В случае стадиона оболочка получилась толще проекта, но только выиграла от этого, прибавив в общей массивности.
Альтернативный вариант: жизненный
Вы (не) удивитесь, но бывает и такое, что от первой концепции мало что остается в ходе согласований. Так вышло и с расширением галереи Тейт в Лондоне. Первый вариант швейцарцев город не слишком оценил и попросил доработать под специфику места. В итоге «стеклянный осколок» превратился в «кирпичную пирамиду». Проект, может, и не стал хуже, он просто вышел совсем другим.
Во что сможет трансформироваться «горизонтальный небоскреб» на Бадаевском пивзаводе остается только догадывается и ждать.
archspeech.com
Херцог архитектуры. Творчество HdM в избранных цитатах
21 октября 2016 г.
Жак Херцог и Пьер де Мёрон (базельское бюро Herzog & de Meuron, HdM) настолько яркий пример архитектурного тандема, что Притцкеровскую премию 2001 года им вручили обоим, что произошло во второй раз в истории награды (впервые премия была разделена на двоих между Гордоном Баншафтом и Оскаром Нимейером в 1988 году). В их дуумвирате именно 66-летний Жак Херцог выступает в роли говорящей головы, отвечая на вопросы журналистов, поэтому ему и предоставим слово. Избранные выдержки из различных интервью Жака Херцога – в новом материале BERLOGOS, продолжающем цикл статей «Архитекторы об архитектуре».
ПРИНЦИПЫ
Мы не всегда знаем, что делаем.
Наша идея заключается в том, чтобы не делать везде одно и то же. У нас нет определённого стиля; в каждом месте мы делаем нечто новое. Мы пытаемся вытянуть это новое из местного контекста.
Мы ненавидим цинизм.
Взаимодействие и усиление эмоций – наиболее важный аспект всех наших проектов.
Мы предпочитаем искусство архитектуре и, следовательно, художников – архитекторам.
Эльбская филармония
ПРИТЦКЕРОВСКАЯ ПРЕМИЯ
Томас Притцкер, учредивший главную архитектурную награду, так объяснил выбор жюри в 2001 году: «Жак Херцог и Пьер де Мёрон так давно и тесно сотрудничают, что способности и талант каждого образовали единое творческое целое. Мы просто не имели права выделить одного из них».
Притцкеровская премия – знаменитая награда, которая очень помогает, особенно молодым. Всякому лестно получить высокую оценку, другой вопрос — нужна ли она. На мой взгляд, ни одна награда не является необходимостью. Понимаете, тут, как в школе: если учитель говорит, что ты хорошо выполнил задание и вообще молодец, это, безусловно, повышает твою самооценку. Но совсем другое дело, когда ты архитектор и тебе шестьдесят или семьдесят лет, и тебя награждают. Допустим, ты убелённый сединами актер и вдруг получаешь «Оскар», — это тоже приятно, конечно, но совершенно не существенно для твоего выживания!
МУЗЕИ
Мы только сейчас отчётливо поняли, чем же в действительности является музей. И мы стали более свободны в своём творчестве. И это не значит, что в будущем мы будем воспроизводить только данный вариант галереи, который построили здесь. Последние проекты, такие как музей де Янга в Сан-Франциско, куда более свободные – в плане в том числе, – потому что там совсем другая коллекция, совсем другое место. Восприятие зависит от места, а не коллекционной культуры. Мы не считаем, что белая коробка – это наше всё; то, что нужно. Только для такой постройки, как Tate Modern, весьма сдержанная коробка является наиболее корректным вариантом. (2000)
Музей де Янга в Сан-Франциско
Дополнять существующее здание [Tate Modern] всегда очень сложно, даже проблематично. Некоторым людям понравится больше новая часть, другие предпочтут старую. Мы хотели предвидеть такие противоречивые мнения. Наша цель состояла в том, чтобы создать конгломерат, который воспринимался в целостности, а не как первая и вторая фазы.
СТАДИОНЫ
Аудитория создаёт футбольный стадион, а не только архитектура. Вы когда-нибудь видели матч за закрытыми дверями? Архитектура должна быть промежуточной умеренной средой, в противном случае она скучна.
Ни один человек в Пекине не просил нас создать идеологическое здание.
Пространственный эффект [от стадиона в Пекине] – романтичный, радикальный, но в то же время простой и какой-то архаично непосредственный. Его появление – чистая структура. Фасад и структура – идентичны.
МУСКУЛАТУРА И СЛЕПОТА
Я думаю, архитектор должен разнообразить то, чем он занимается. Это как с мускулами: тренировать надо все группы мышц — важны и большие, и маленькие мышцы, только так и можно сохранять гибкость и активность. Если ты всё время делаешь одно и то же, ты становишься экспертом и специалистом, но ты слепнешь при этом. Мы, например, меньше всего любим делать частное жильё, но, несмотря на это, мы считаем важным браться за заказы самых разных типов.
Жилые апартаменты в Нью-Йорке
СЕГОДНЯ
Архитектура становится современной моменту, когда ты фокусируешь свой взгляд на ней, в ту минуту, когда ты заинтересовываешься в архитектуре по любой причине – на детали, быть может. Архитектура начинает жить, потому что ты замечаешь что-то, что начинает тебя волновать или заставляет твой мозг работать. (1996)
Я думаю, архитектуру важно оценивать с гуманитарной точки зрения. Если проектируя, вы думаете только о красивой форме и об эстетическом удовольствии, то это абсурд! Здание можно считать настолько удавшимся, насколько оно заполняемо людьми.
Слишком много людей думают, что современная мода, музыка и даже искусство являются поверхностными в сравнении с устремлениями и обязанностями архитектуры. Но мы не согласны с этим… Всё это формирует наши чувства и восприятие мира; всё является выражением нашего времени. Но нас не гламурный аспект восхищает. По факту мы заинтересованы в том, что одевают люди, во что они любят заворачивать своё тело… Нам интересен данный аспект искусственной кожи, которая всё больше становится интимной частью людей. (2002)
Мир резко изменяется, и архитектура, в особенности города, должны соответствовать этим изменениям. Чем мы можем помочь, будучи архитекторами? Архитектура как способ мышления – таково название нашей первой выставки в 1989 году – является наиболее актуальной сейчас, чем когда-либо.
Мы могли бы взять на себя ещё больше проектов, но нам хочется быть избирательными. Швейцария по-прежнему является страной, предоставляющей хорошие условия для архитекторов – как по качеству, так и по количеству. Здесь архитекторы гораздо ближе к клиенту и процессу реализации.
КОРОТКОЙ СТРОКОЙ
Слишком много идеологии есть в архитектуре.
Архитектура города всегда немного напоминает менталитет населения.
Многие архитекторы в действительности не разбираются в конструкции собственных моделей, так же как большинство людей не разбирается в собственных стереотипах. Мы находим это чрезвычайно интересным: архитектура вдруг оказывается очень близка к психологии.
У нас есть сила создавать здания, которые разрешат противоречия.
ЗАВТРА
Вступит ли мир в новую фазу изоляции, национализации, идеологизации? Начнётся ли парадоксальная контригра против наступающей глобализации? Всё это сделает запрос на новую архитектуру или авторскую архитектуру, которая выродится в своего рода «параллельную архитектуру», которая существует в определённой степени уже сегодня.
Продолжать работать — это вызов. Но и наслаждение, а значит… не ноша, нет, но вызов, который побуждает нас идти дальше.
www.berlogos.ru
Herzog & de Meuron — Roomble.com
Herzog & de Meuron — Roomble.comГлавная / Herzog & de Meuron
Притцкеровские лауреаты 2001 года, волшебники от современной архитектуры и просто наши любимчики — архитекторы Жак Херцог и Пьер де Мёрон (из бюро Herzog & de Meuron) из Швейцарии совсем недавно выиграли тендер на реконструкцию Бадаевского завода в Москве.
Они перестраивают Европу, выводят урбанизацию Китая на новый уровень и уже построили восточное крыло Сколковского института науки и технологий в Москве.
Жак Херцог и Пьер де Мёрон, архитекторы
Жак Херцог и Пьер де Мёрон (Jacques Herzog и Pierre de Meuron) — швейцарские архитекторы, основатели архитектурного бюро Herzog & de Meuron Architekten, открытого в 1978 году. Оба архитектора родились в Базеле в 1950 году, в 1975 году окончили Политехнический институт Цюриха (ETH Zurich). Сейчас преподают в Гарварде, знамениты своими проектами общественных зданий по всему миру. Всего они создали 480 проектов.
www.herzogdemeuron.comСегодня вы увидите пять проектов профессионалов, которые двигают современную архитектуру вперёд — как в плане функциональности и комфорта, так и в плане эстетики. Знакомьтесь, архитекторы Жак Херцог и Пьер де Мёрон и их работы.
В центре Бейрута (Ливан), полностью застроенного безликими многоэтажными зданиями, где до сих пор видны разрушения неспокойного 2005 года, архитекторы Херцог и де Мёрон создали настоящее футуристичное чудо высотой 119 метров.
Этот проект основан на пяти ключевых принципах. Первый — это возможность получить панорамные виды при приватности фасадов и неприкосновенности частной жизни. Второй — смешение растительности и архитектуры. Третий — обилие света в интерьерах с возможностью лимитирования его количества. Четвёртый — большое количество террас и мест для отдыха на свежем воздухе. Пятый — многослойность, слияние различных архитектурных объёмов. Впечатляет!
Уже год как филармонии в Гамбурге работает и радует жителей и гостей этого немецкого города. Удивительно, что этот концертный зал был открыт лишь после шести лет планирования и строительства. Кстати, задержка была вызвана как финансовыми, так и правовыми и юридическими вопросами.
С волнистыми линиями, зеркальными фасадами, фантастической подсветкой в ритме музыки этот комплекс — один из самых фешенебельных и удивительных концертных залов мира. Бюджет проекта составил более 800 млн евро!
Проект под названием The Battersea South Campus — это расширение территории Королевского колледжа искусств в Лондоне. В процессе реконструкции старых производственно-промышленных помещений (трёх- и восьмиэтажных зданий) у студентов появился новый кампус. Проект представляет собой гибкое архитектурное решение, которое адаптируется к постоянно меняющимся программам обучения и научным исследованиям.
Разработанный архитекторами Жаком Херцогом и Пьером де Мёроном, этот проект 178-метровой башни имеет простые формы и преимущественно белую цветовую гамму. В городском пейзаже Базеля, на фоне тут и там разбросанных многоэтажных и малоэтажных зданий без чёткого архитектурного планирования, бизнес-центр выглядит футуристично.
Здание рассчитано на 2 000 рабочих мест, здесь есть ресторан и 500-местный конференц-зал. Бизнес-центр «Роше» был построен в Базеле в 2015 году с бюджетом более 550 миллионов швейцарских франков.
Этот невероятный и единственный в своём роде проект небоскрёба архитекторы Херцог и де Мёрон реализовали ещё в 2008 году. Здесь 145 роскошных апартаментов в современном стиле, футуристичные консольные элементы конструкций и потрясающие панорамные виды на Манхэттен.
Цель проекта пивоваренного завода Бадаевский заключается в переформатировании шести гектаров в районе старого завода, возле Москвы-реки, и преобразования этого знаменитой, хотя и полуразрушенной площадки в яркую точку на карте Москвы.
Заводская территория и набережная реки будут открыты для общественного использования, а старые промышленные структуры площадью около 30 000 квадратных метров превратятся более чем в 100 000 квадратных метров жилых, офисных и торговых помещений.
Первая задача архитекторов — обеспечить высокое качество проживания, работы и отдыха в этом месте. После первоначального технико-экономического обоснования и изучения концепции бюро Herzog & de Meuron Architekten было официально назначено на дизайн-проект пивоваренного завода «Бадаевский».
Бадаевский завод был построен в 1875 году и постепенно разросся в огромный комплекс из нескольких зданий. Кирпичная промышленная архитектура здесь выглядит монументально, расположен завод был рядом с «Москва-Сити» и Москвой-рекой. После закрытия завода в 2000-х здания превратились в руины.
Жак Херцог и Пьер де Мёрон, архитекторы
— Наш проект реконструкции Бадаевского завода сохранит архитектуру строения. Оригинальные здания завода очень необычные, мы постараемся совместить современный подход в архитектуре и местную историю.
www.herzogdemeuron.comroomble.com
М.Р. НЕВЛЮТОВ Жак Херцог и Пьер де Мерон. Искусство и архитектура
ЖАК ХЕРЦОГ И ПЬЕР ДЕ МЕРОН. ИСКУССТВО И АРХИТЕКТУРА
УДК 72 (01+036)
Автор: Невлютов Марат Раилевич, архитектор, аспирант отдела проблем теории архитектуры Научно-исследовательского института теории и истории архитектуры и градостроительства Российской академии архитектуры и строительных наук (НИИТИАГ РААСН), студент института медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка», e-mail: [email protected]
ORCID ID: 0000-0003-0671-7187
Аннотация: Работа Жака Херцога и Пьера де Мерона тесно переплетена с художественной практикой, с самими художниками, с их представлениями о послевоенном, постмодернистском пространстве. Эти архитекторы сосредоточены на многих проблемах современности, таких как акт высказывания, дематериализация, реальность, отчуждение и др. Однако средства их проектирования часто происходят не из архитектурной дисциплины, а из искусства. Жак Херцог и Пьер де Мерон интерпретируют мысли художников и фотографов, осуществляют совместные проекты. Искусство для них — концептуальный инструмент в создании архитектуры.
Ключевые слова: чувственная архитектура, современное искусство, отчуждение, материалы, запахи, атмосфера, реальность, акт высказывания
JACQUES HERZOG & PIERRE DE MEURON. ART AND ARCHITECTURE
UDC 72 (01+036)
Author Nevlyutov Marat, architect, postgraduate student at the Research Institute of the Theory and History of Architecture and Town Planning of the Russian Academy of Architecture and Construction Sciences (NIITIAG RAASN) (Moscow, Russia), graduated from the Strelka Institute (Moscow, Russia), e-mail: [email protected]
ORCID ID: 0000-0003-0671-7187
Summary: Jacques Herzog ‘s and Pierre de Meuron ‘s work and planning is closely intertwined with artistic practice, with the artists, with their ideas about the postwar, postmodern space. These architects have focused on the issues of the day, such as an act of utterance, dematerialization, reality, estrangement and others. However, the main means of their design bases on art, not architecture. Jacques Herzog and Pierre de Meuron interpret the ideas of artists and photographers, make collaborative projects. Art for them is conceptual tool for creative decisions in architecture.
Keywords: sensual architecture, contemporary art, estrangement, materials, smells, atmosphere, reality, manifestation act
Ссылка для цитирования:
Невлютов М.Р. Жак Херцог и Пьер де Мерон. Искусство и архитектура // Артикульт. 2014. 14(2). С. 37-46.
скачать в формате pdf
Жак Херцог и Пьер де Мерон (сокр. HdeM) являются наиболее чувственными и загадочными архитекторами современности. Архитектурная работа, по их мнению, тесно переплетена с художественной практикой, с самими художниками, с их представлениями о послевоенном постмодернистском пространстве.
В своих работах HdeM обращаются к контексту, материалу, запаху, атмосфере, структуре, архетипам и ко многим другим понятиям, которые станут важными в искусстве, начиная с 20 века. На этом этапе «исторического развития» остро почувствовалась отчужденность человека от «естественности», от самого себя и своего труда. Разочарование в техническом прогрессе запускает реакцию, которая указывает на ряд погрешностей, нестыковок в предыдущей культурной парадигме, тем самым обозначая способы их решения.
Послевоенное искусство, выступая инструментом реакции, устремляет свой взгляд на причины и структуры человеческого восприятия, проблему бессознательного, расщепленную природу субъекта – то есть на нерешенные проблемы, ставшие причиной отчуждения. HdeM интересны тем, что они смогли поставить многие вопросы, которые к тому времени уже обозначились в искусстве конца 20 века, но в архитектуре присутствовали фрагментарно. Архитекторы чрезвычайно внимательно относятся к «структуре» архитектуры, считают, что вся сила и мощь архитектуры заключается в непосредственном и бессознательном воздействии на смотрящего, обращаются к бессознательным «докультурным» архетипам.
Часто спорят, чем является творчество HdeM, архитектурой или искусством. Таким положением архитекторы обязаны постоянному взаимодействию с художественной сценой. HdeM интерпретируют мысли художников и фотографов, осуществляют совместные проекты. Также следует отметить, что многие их клиенты пришли из мира искусства, например, коллекционеры обращаются к этим архитекторам для проектирования зданий музеев и выставочных комплексов. «Часто HdeM нумеруют свои проекты на манер Пауля Клее или Герхарда Рихтера. Некоторые их здания имеют имена: Синий дом, Каменный дом, Жилой дом вдоль стены и т.д». Между 1979 и 1986, когда бюро имело мало заказов, Жак Херцог успешно осуществлял карьеру художника. Это и многое другое сближает их деятельность с современным искусством, позволяет проводить параллели и прослеживать взаимное влияние.
Родились Жак Херцог и Пьер де Мерон в Базеле в Швейцарии в 1950 году. Вместе окончили Политехнический институт Цюриха и работали у Альдо Росси, который сильно на них повлиял. Основали собственную мастерскую, известную как “Herzog & de Meuron Architekten”, преподают и строят по всему миру. Живут архитекторы там же, где и родились, в Базеле. Истоки их особого подхода в архитектуре можно находить уже здесь, исходя из археологии места. Рэм Колхас называет Базель «промежуточным» городом: это центр химической промышленности и фармацевтики, что вполне могло быть источником интереса архитекторов к проблемам изменения и отчуждения городской архитектурной среды.
Множество их ранних проектов имеет промышленную и складскую функцию. Реконструкция одного из них – Тейт Модерн (Tate Modern) принесла архитекторам широкую известность и Притцкеровскую премию. Внимание к промышленным объектам проистекает от индустриально ориентированной экономической формации, внутри которой архитекторы вынуждены проектировать. Сама архитектура становится сложным техническим изделием, требующим знаний о способах ее изготовления. В этом процессе проявляется отчуждение, так как знание это не ремесленное, а индустриальное. В пространстве, где «машины производят машины», человек лишен какой бы то ни было производящей функции, а значит, отчужден. «Большинство современных общественных зданий сверхразмерны и создают впечатление пустоты (не пространства): роботы или люди, которые там находятся, сами выглядят как виртуальные объекты, будто нет необходимости в их присутствии. Функциональность бесполезности, функциональность ненужного пространства».
Так наступает поворот к чувственной и сенсорной архитектуре, о необходимости которой говорят HdeM. По их мнению, архитектура не должна подвергаться рациональному анализу, она должна влиять на человека через его чувства, через запахи и атмосферу, должна преодолевать отчуждение. Запах, к которому обращаются архитекторы, «запах до личной истории», создает поток пространственных ощущений и воспоминаний. С такой позицией мы сталкиваемся у художника Йозефа Бойса, сотрудничество с которым сильно повлияло на архитекторов. Важным для Бойса было возвращение к природе, поэтому он прибегает в своих перформансах к теме животных и их голосам, что избавляет его от всякой семантики и позволяет обратиться к «скульптурному» или феноменологическому качеству языка. Работы Бойса часто связаны с персональным переживанием материала и запаха. Художник использовал для арт-объектов материалы типа топленого сала, фетра, войлока и мёда, материалы, не имеющие устойчивую форму и очертаний. Свои воспоминания о моменте столкновения с природой и «естественными» материалами он воплощает в мифе о татарах. Художник утверждал, что во время Второй мировой войны его самолет был подбит и молодой летчик был обречен на смерть. Но местные жители – татары спасли его, намазали жиром и обмотали войлоком. «Кочевой народ при помощи сил природы не только исцеляет воина от ран, но и передает ему жир и войлок как гомеопатические материалы человеческой теплоты». Неприглядные и сильно пахнущие материалы стали началом диалога о значении материала и запаха. В этих произведениях остро проступили чувство тупикового отчуждения современного человека от природы и попытки войти в нее на магически-«шаманском» уровне, вернуться в лоно природы, исцелить «рану, нанесенную человеку познанием».
Параллели между работой Иозефа Бойса и HdeM очевидны. Как художник, так и архитекторы обращаются к материалам вне символического значения, используют их феноменологические характеристики – «медь как энергетический проводник, войлок и жир для хранения тепла, желатин как буферная зона». Эти материалы соответствуют меди, рубероиду, фанере, золотым или медным листам – всему, что использовалось HdeM. Подобный репертуар, по мнению Бойса, позволяет выйти к «докультурным» основаниям материалов, позволить человеку преодолеть отчуждение от природы.
Примером влияния Бойса на архитектуру HdeM является музей Шаулаггер (Schaulager) в Базеле (рис. 1). Здание напоминает тюк плотного войлока – одну из работ художника. Стены музея производят уникальное впечатление мягкости. Первоначально они задумывались как уплотненный грунт с клеевой связкой, но по техническим причинам такое решение уступило «своего рода бетону, смешанному с местным гравием». Функционально обусловленная пятиугольная форма основного выставочного корпуса словно экструдирована из земли. Вход организован через отделенную от основного корпуса небольшую «сторожку» аналогичного материала. Здание кажется очень гармоничным и естественным в тихом месте, в отдалении от городского центра, среди частных домов. Как и многие постройки архитекторов, музей не обладает выразительными объемом или фасадами, он скорее соответствует «теории скульптуры» Бойса. Согласно ей, никакой заранее определенной формы не существует, есть только направляющие силы, помогающие архитектуре появиться на свет. Музей создается материалом стен и самой организацией пространства здания, его структурой, некоторым «способом» существования здания.
Рис. 1. Музей Шаулаггер (Schaulager), Базель, Швейцария
Бойс в своих работах обращается к меди как энергетическому проводнику. По его мнению, она способна установить утраченную связь между природой и человеком. В своем индустриальном шедевре Сигнальная Башня (Signal Box) HdeM используют этот материал (рис. 2-3). Здание обернуто медными полосами шириной 20 сантиметров. В области оконных проемов они немного разворачиваются и пропускают свет. Благодаря такому решению экстерьера, здание работает как «клетка Фарадея», то есть защищает электронное оборудование от внешних воздействий, в том числе и от удара молнии. В этом проекте проявляется отношение HdeM к архитектуре как к изобретению, техническому изделию. Медная обмотка не просто художественный прием, но функционально обусловленное решение, которое символическим образом устанавливает связь человека с природной энергией.
Рис. 2. Сигнальная Башня (Signal Box), Базель, Швейцария
Рис. 3. Сигнальная Башня (Signal Box), Базель, Швейцария
Следует назвать еще одного художника, о влиянии которого упоминают архитекторы – Роберт Смитсон – один из основоположников лэнд-арта. Соприкосновение с его творчеством также принесло много интересных идей HdeM. Наиболее интересным для исследования является серия объектов Смитсона под общим названием «не-места» (non-sites), в которых собранные художником камни и земля экспонировались в галерее как скульптуры, нередко в сочетании со стеклами и зеркалами. «Не-места» отсылают к местам, которые расположены за пределами музея, к «дочеловеческой» истории и памяти ландшафта. Художник в своих работах показывает взаимодействие минималисткой чистой эстетики с природным ландшафтом, а точнее, способ, каким ландшафт поглощает культуру.
К Смитсону архитекторы обращаются при описании Каменного дома в Таволи (Италия) (рис. 4). Конструкция дома представляет собой бетонный каркас, который в свою очередь заполняется мелким щебнем. Жесткий каркас, как минималистические коробки и зеркала Смитсона, образует «не-место», позволяющее неоформленным камням оформиться, обозначить неструктурированую природу.
Рис. 4. Каменный дом (Stone house),Таволи, Италия
Подобное мышление мы видим в винной фабрике Доминус (Dominus Winery) в Калифорнии по проекту HdeM (рис. 5). Винодельня расположена в уникальном месте, в долине Напа, которая славится своими прекрасными видами и плодородной землей. Экстремальные условия Калифорнии – очень жарко днем, очень холодно ночью – продиктовали выбор материала для стен и способ его использования. Перед фасадами здания архитекторы разместили габионы с базальтом. Камни обладают тепловой эффективностью: днем базальт вбирает тепло, а ночью отдает, таким образом, функционирует кондиционирование воздуха, позволяя поддерживать необходимую температуру для содержания и приготовления винных напитков. Габионы заполнялись базальтом с разной плотностью, некоторые части стен полностью непроницаемы, другие же пропускают внутрь естественный свет днем, а ночью из них просачивается искусственный свет наружу. Такой способ больше похож на создание «функционального орнамента», чем на классическую кладку. Конечно, HdeM не изобрели стену из камней. Но камню оставлена «свобода выбора», так, как если бы он лежал на земле. Стена упорядочивает органический хаос существования камня. Так выглядит сама земля, прирученная, как американский койот Бойса.
Рис. 5. Винная фабрика «Доминус» (Dominus Winery), Калифорния, США
Идеальная прямоугольная геометрия винодельни противопоставляется ландшафту. Человеческое присутствие, по мнению архитекторов, должно быть незаметным, завод не должен выделяться в среде, но и не должен смешиваться с ней: «…почти невидимый, поглощенный почвой и окружающими холмами, но тем не менее существующий». В дизайне фабрики неизменно присутствуют темы Смитсона – руинирования и следов человека. Президент компании, которому принадлежит винная фабрика Доминус, Кристиан Моекс (Christian Moueix) дает заводу монументальное определение: «… как масштаба великого аристократа, похороненного в земле среди своей армии». Здание становится руиной, потому что оно было спроектировано уже поглощенным природой. Следы человека здесь существуют в качестве силы, структурирующей базальтовые габионы в строгий прямоугольный силуэт здания.
В 2012 году работа архитекторов над летним павильоном галереи Серпентайн (Serpentine Gallery Pavilion) в Лондоне возвращает их к теме исторических следов и отчуждения от естественности (рис. 6). По словам HdeM, структуру здания образуют фундаменты предыдущих именитых павильонов, спроектированных и построенных здесь. С высоты он выглядит как объект ланд-арта, как парковый пруд, но его очертания смещены немного в сторону, обнажая «археологические раскопки» прежних фундаментов. Павильон HdeM не манифестирует архитектуру с точки зрения формы и конструкции, но заставляет размышлять об истории места, о значении следов и памяти, о культуре в целом. Этот проект – концептуальное высказывание, позволяющее по-новому взглянуть на роль архитектуры в историческом существовании человека. Символическая реконструкция фундаментов – единственный возможный способ репрезентации культуры, непрерывно поглощаемой природными процессами. Пруд в парке скрывает следы истории, обнажая при этом пафос взаимоотношений естественного и искусственного.
Рис. 6. Летний павильон галереи Серпентайн (Serpentine Gallery Pavilion), Лондон, Великобритания
Оппозицию природы и человека HdeM разрешают через понятие «реальности архитектуры». Так Херцог определяет топологическое место «реальности» в материалах. Благодаря им архитектура становится реальной, осуществляется как таковая. Но материалы в своем природном состоянии не способны говорить, «…они находят свое самое высокое проявление […], как только удаляются из своего естественного контекста». Несоответствие между естественным состоянием материала и приобретенной новой функцией есть действие, осуществляемое человеком, культурой, техникой. Фактически это и есть характер, подпись, «Wirklichkeit» или реальность.
В экспериментах HdeM не ставится цель создать причудливый объём, они являются поиском ответа на вопрос, что есть форма, попыткой показать, как осуществляется ее реальность. Интересен один из ранних проектов HdeM 1979 года – дом для небольшой семьи в Обервиле (рис. 7). Здание своей минималистской эстетикой едва выделяется из окружения. Отличительной чертой является то, что дом этот выкрашен в фирменный голубой цвет Ива Кляйна. Художник впервые замечает, что цвет работает как называние, присвоение, подпись, обладает самостоятельным значением: «За цвет! Против линии и рисунка!». Античная Венера, выкрашенная художником в голубой колер, становится обозначенной, присвоенной художником. Предельной мечтой Кляйна стало «[…]. Небо, которое он когда-то хотел подписать, сделав произведением искусства». Голубой дом в Обервиле не просто голубой, он такой в контексте означающих, где цвет тянет за собой ряд смыслов, трансформирующих значение художественного высказывания.
Рис. 7. Дом для небольшой семьи (Blue house), Обервиль, Швейцария
Это радикальное изменение в пространственной логике также отразилось в другом проекте HdeM. Синий Музей или образовательный Форум в Барселоне (Museu Blau, Edifici Forum) был построен специально для проведения Форума Культур (рис. 8-9). На сегодняшний день в нем проходят различные представительные конгрессы, проводятся выставки и многие другие заметные общественные мероприятия. Форум представляет собой подвешенную над уровнем земли треугольную пластину со сторонами 180 метров и толщиной 25 метров. Здание, удерживаемое 17 опорами, словно парит в воздухе, образуя на уровне улицы крытое общественное пространство, освещенное прорезанными в пластине отверстиями. Главным помещением форума является аудитория вместимостью 3200 человек, размещенная в подземном уровне. На крыше располагаются мелкие бассейны с водой, используемой для охлаждения здания. Фасады, выкрашенные в синий цвет, обладают пористой поверхностью, что напоминает губки Ива Кляйна. Чередование плотной губчатой поверхности с большими плоскостями зеркал позволяют зданию вибрировать, оно начинает восприниматься фрагментарно. «Сила их работ появляется из напряженных отношений, настроенных между исчезновением и веществом, иллюзией и реальностью, гладкостью и шершавостью». Здание стремится дематериализоваться, превратить свое существование в игру появления и исчезновения.
Рис. 8. Синий Музей, Образовательный Форум в Барселоне (Museu Blau, Edifici Forum), Барселона, Испания
Рис. 9. Синий Музей, Образовательный Форум в Барселоне (Museu Blau, Edifici Forum), Барселона, Испания
Дематериализация – важный мотив в творчестве Ива Кляйна. Он отвергал материальность искусства и архитектуры, признавая только действие, перформанс. Для художника был важен непосредственно акт высказывания, процесс, в результате которого появляется произведение искусства. Для HdeM также важно изобретение не формы, но инструмента или принципа, некоего алгоритма существования архитектуры. «Структура не делает дом, она просто позволяет камням быть сложенными в стены. Сделать такой сильный акцент на концептуальном происхождении структуры, означает обратиться к чему-то вне этого определенного здания, что-то, что напоминает непосредственно сам акт строительства».
Акт высказывания в архитектуре не имеет цель приобрести определенную и конкретную форму. Здание, по мнению HdeM, находится в постоянном становлении: проектирование, строительство, актуализация, трансформация, разрушение. Архитектура всегда срабатывает таким образом, каким от нее менее всего ожидали. Тут, возможно, скорее непреднамеренное действие, где действие осуществлено, но намерения не имеет. Однажды в интервью Жак Херцог сказал: «Мы не всегда знаем что делаем».
Одним из способов взаимодействия с этим непредсказуемым полем бытия архитектуры являются выставки, которые играют центральную роль в работе HdeM. Выставки архитекторы воспринимают как независимый жанр и включают в хронологию своих работ как автономные проекты. Это тесты для последующих проектов, апробация новых процедур, которые применяются потом в зданиях. В них архитекторы фокусируются на непосредственном контакте между заинтересованной публикой и определенными объектами. Реакция зрителей помогает в дальнейшем в проектировании: «Совершенно ясно, что эти выставки неизбежно раскрывают слабые места. И возможно, что эти слабые места уже существуют в реальной архитектуре и только обнаруживаются более отчетливо на выставке, смонтированной самими архитекторами».
HdeM понимают, что сама архитектура не может быть выставлена, так как она существует в другом топологическом пространстве. Выставки являются новым типом потребления архитектуры, они часть «архитектурного ландшафта», вынесенного в музейное пространство, и являются самостоятельными произведениями искусства. Выставки позволяют заглянуть в историю создания архитектуры, увидеть объект как протяженное действие. Для HdeM важна не столько форма, сколько процесс ее создания. Такая позиция нацелена на жест архитектуры, на способы, которыми она становится сделанной. Архитекторы видят причины возникновения архитектуры, причины существования вне ее самой. Именно поэтому они обращаются к акту строительства, выставкам, алгоритму происхождения материала.
HdeM сосредоточены на многих проблемах современности, таких как акт высказывания, дематериализация, реальность, отчуждение и др. Однако средства их проектирования часто происходят не из архитектурной дисциплины, а из искусства. Это можно объяснить тем, что HdeM интерпретируют, впитывают, отражают в своих проектах мысли и жесты художников, от Йозефа Бойса до Энди Уорхола, а впоследствии и мысли дизайнеров «Prada» и Жан-Поля Готье. Искусство стало для HdeM концептуальным инструментом в создании архитектуры.
ЛИТЕРАТУРА
1. Herzog P., Herzog J., de Meuron P., Ursprung P. Herzog & de Meuron: Natural History — Lars Muller Publishers 2005.
2. Jean Baudrillard. Architektur: Wahrheitoder Radikalitat Literaturverlag Droschl Graz-Wien Erstausgabe, 1999.
3. Йозеф Бойс. Призыв к альтернативе. под ред. О.Блуме. — М.: Типография Новости, 2012.
4. Moussavi F. The Function Of Ornament. Actar, 2006.
5. Ив Кляйн. Присвоение неба // livejournal.com URL: http://0valia.livejournal.com/4177.html (дата обращения: 26.08.2014).
6. Carson J. Dematerialism: The Non-Dialectics of Yves Klein // Air Architecture.
7. Inquietud material en Herzog & de Meuron // YouTube URL: http://www.youtube.com/watch?v=NphY8OhLgRk (дата обращения: 26.08.2014).
REFERENCES
1. Herzog P., Herzog J., de Meuron P., Ursprung P. Herzog & de Meuron: Natural History. Lars Muller Publishers 2005.
2. Jean Baudrillard. Architektur: Wahrheitoder Radikalitat. Literaturverlag Droschl Graz-Wien Erstausgabe, 1999.
3. Yozef Boys. Prizyiv k alternative. [The call to alternative] ed. O.Blume. Moscow, Tipografiya Novosti, 2012.
4. Moussavi F. The Function Of Ornament. Actar, 2006.
5. Iv Klyayn. “Prisvoenie neba” in livejournal.com URL: http://0valia.livejournal.com/4177.html (26.08.2014).
6. Carson J. “Dematerialism: The Non-Dialectics of Yves Klein” in Air Architecture.
7. Inquietud material en Herzog & de Meuron in YouTube URL: http://www.youtube.com/watch?v=NphY8OhLgRk (дата обращения: 26.08.2014).
СНОСКИ
articult.rsuh.ru
Херцог и де Мёрон — это… Что такое Херцог и де Мёрон?
- Херцог и де Мёрон
Herzog & de Meuron Architekten (сокр. HdeM) — швейцарское архитектурное бюро, открытое в 1978 г. двумя уроженцами Базеля, Жаком Херцогом (род. 19 апреля 1950 г.) и Пьером де Мёроном (род. 8 мая 1950 г.) С 1994 г. преподают в Гарварде. Фирменными чертами их проектов являются предельный минимализм и широкое использование экспериментальных материалов. Большой успех имел разработанный ими проект галереи Тейт Модерн в Лондоне (2000), принёсший им Притцкеровскую премию. Участвовали в конкурсе на разработку концепции Газпром-Сити в Санкт-Петербурге. Их последний крупный проект — Пекинский национальный стадион.
С 2011 года Пьер де Мерон — член градостроительного совета фонда «Сколково»[1].
Примечания
Ссылки
Категории:- Архитектурные бюро
- Появились в 1978 году
- Архитекторы Швейцарии
- Лауреаты Притцкеровской премии
- Лауреаты Императорской премии Японии
Wikimedia Foundation. 2010.
- Религиозный сионизм
- Дэвид Кореш
Смотреть что такое «Херцог и де Мёрон» в других словарях:
Херцог — См. также: Герцог (значения) Херцог (нем. Herzog) или Хертцог (Hertzog) немецкая и еврейская фамилия. Известные обладатели: Херцог, Андреас австрийский футболист и тренер Херцог, Вернер немецкий кинематографист Херцог,… … Википедия
Монео Вальес, Хосе Рафаэль — Собор Богоматери в Лос Анджелесе Хосе Рафаэль Монео Вальес (исп. José Rafael Moneo Vallés; род. 9 мая 1937 … Википедия
Серпентайн — Временный павильон 2010 г. Архитектор Жан Нувель … Википедия
Альянц Арена — Стадион УЕФА Категории 4 Местоположение … Википедия
Олденбург, Клас — Клас Олденбург … Википедия
Уайлс, Эндрю Джон — Эндрю Джон Уайлс англ. Sir Andrew John Wiles … Википедия
Манин, Юрий Иванович — Юрий Иванович Манин Юрий Иванович Манин с женой Ксенией Глебовной Семёновой Дата рождения … Википедия
Ролз, Джон — Джон Ролз John Rawls Дата рождения: 21 февраля 1921(1921 02 21) Дата смерти: 24 ноября 2002(2002 11 24) (81 год) … Википедия
Фостер, Норман — В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Фостер. Норман Фостер … Википедия
Хадид, Заха — Заха Хадид Zaha Hadid Основные сведения Гражданство Великобритания Дата рождения 31 октября 1950 … Википедия
dic.academic.ru
Жак Херцог и Пьер де Мерон. Преодолевая отчуждение
В XX веке остро почувствовалась отчужденность человека от «естественности», от самого себя и своего труда. Причиной этого была технизация, функционализация и специализация всех областей человеческой деятельности. Разочарование в прогрессе запускает реакцию, которая указывает на ряд погрешностей, нестыковок в предыдущей культурной парадигме. Послевоенное искусство, выступая инструментом реакции, устремляет свой взгляд на структуры человеческого восприятия, проблему бессознательного, расщепленную природу субъекта, дематериализацию, акт высказывания – то есть на нерешенные проблемы, ставшие причиной отчуждения. Однако в архитектуре эти темы присутствовали фрагментарно, и только Жак Херцог и Пьер де Мерон (базельское бюро Herzog & de Meuron, HdM) смогли поставить их в центр внимания.Не только интересующие авторов проблемы, но и средства проектирования HdM происходят из мира искусства. Они интерпретируют мысли художников и фотографов, постоянно взаимодействуют с художественной сценой, осуществляют совместные проекты. Также следует отметить, что многие их клиенты пришли из «арт-сферы», например, коллекционеры обращаются к этим архитекторам для проектирования зданий музеев и выставочных комплексов. «Часто HdM нумеруют свои проекты на манер Пауля Клее или Герхарда Рихтера. Некоторые их здания имеют имена: Синий дом, Каменный дом, Жилой дом вдоль стены и т.д»[i]. В 1979–1986 годах, когда у бюро было мало заказов, Жак Херцог делал успешную карьеру художника. Это и многое другое сближает их творчество с современным искусством, позволяет проводить параллели и прослеживать взаимное влияние.
Родились Жак Херцог и Пьер де Мерон в Базеле в Швейцарии в 1950 году. Вместе окончили цюрихский Политехнический институт (ETH Zürich) и работали у Альдо Росси, который сильно на них повлиял. Основали собственную мастерскую, известную как Herzog & de Meuron Architekten, преподают и строят по всему миру. Живут архитекторы там же, где и родились – в Базеле. Истоки их особого подхода в архитектуре можно обнаружить уже здесь, исходя из археологии места. Рем Колхас называет Базель «промежуточным» городом: это международный центр химической и фармацевтической промышленности, что вполне могло стать источником интереса архитекторов к проблемам изменения и отчуждения городской среды.
Многие их ранние проекты имеет промышленную или даже складскую функцию. Реконструкция одного из них, лондонской электростанции Бэнксайд под музей «Тейт Модерн» (Tate Modern) принесла архитекторам широкую известность и Притцкеровскую премию. Внимание к промышленным объектам проистекает от индустриально ориентированной экономической формации, внутри которой архитекторы вынуждены проектировать. Сама архитектура становится сложным техническим изделием, требующим знаний о «способах ее изготовления». В этом процессе проявляется отчуждение, так как знание это не ремесленное, а индустриальное. В пространстве, где «машины производят машины», человек лишен какой бы то ни было производящей функции, а значит, отчужден. «Большинство современных общественных зданий сверхразмерны и создают впечатление пустоты (не пространства): роботы или люди, которые там находятся, сами выглядят как виртуальные объекты, будто нет необходимости в их присутствии. Функциональность бесполезности, функциональность ненужного пространства»[ii].
Так наступает поворот к чувственной и сенсорной архитектуре, о необходимости которой говорят HdM. По их мнению, архитектура не должна подвергаться рациональному анализу, она должна влиять на человека через его чувства, через запахи и атмосферу, должна преодолевать отчуждение. Запах, к которому обращаются архитекторы, «запах до личной истории», создает поток пространственных ощущений и воспоминаний. С такой позицией мы сталкиваемся у художника Йозефа Бойса, сотрудничество с которым сильно повлияло на архитекторов. Важным для Бойса было возвращение к природе, поэтому он прибегал в своих перформансах к теме животных и их голосам, что избавляет его от всякой семантики и позволяет обратиться к «скульптурному» или феноменологическому качеству языка. Работы Бойса часто связаны с персональным переживанием материала и запаха. Художник использовал для арт-объектов материалы типа топленого сала, фетра, войлока и меда, лишенные устойчивой формы и очертаний. Свои воспоминания о моменте столкновения с природой и «естественными» материалами он воплощает в мифе о татарах. Художник утверждал, что во время Второй мировой войны его самолет был подбит и молодой летчик был обречен на смерть. Но местные жители – татары – спасли его, намазали жиром и обмотали войлоком. «Кочевой народ при помощи сил природы не только исцеляет воина от ран, но и передает ему жир и войлок как гомеопатические материалы человеческой теплоты»[iii]. Эти непривлекательные, сильно пахнущие материалы стали началом диалога о значении материала и запаха. В этих произведениях остро проступили чувство тупикового отчуждения современного человека от природы и попытки войти в нее на магически-«шаманском» уровне, вернуться в лоно природы, исцелить «рану, нанесенную человеку познанием»[iv].
Параллели между работой Иозефа Бойса и HdM очевидны. Как художник, так и архитекторы обращаются к материалам вне символического значения, используют их феноменологические характеристики – «медь как энергетический проводник, войлок и жир для хранения тепла, желатин как буферная зона»[v]. Эти материалы соответствуют меди, рубероиду, фанере, золотым или медным листам – всему, что использовалось HdM. Подобный репертуар, по мнению Бойса, позволяет выйти к «докультурным» основаниям материалов, позволить человеку преодолеть отчуждение от природы.
Винодельня «Доминус» в долине Напа. Фото: Sarah Ackerman via flickr. com. Лицензия Creative Commons
Музей «Шаулагер» в Базеле (2003). Фото: trevor.patt via flickr. com. Лицензия Creative Commons
Примером влияния Бойса на архитектуру HdM является музей «Шаулагер» (Schaulager) в Базеле. Здание напоминает тюк плотного войлока – одну из работ художника[vi]. Стены музея производят уникальное впечатление мягкости. Первоначально они задумывались как уплотненный грунт с клеевой связкой, но по техническим причинам такое решение уступило место «своего рода бетону, смешанному с местным гравием»[vii]. Функционально обусловленная пятиугольная форма основного выставочного корпуса словно «экструдирована» из земли. Вход организован через отделенную от основного корпуса небольшую «сторожку» из такого же материала. Здание кажется очень гармоничным и естественным в тихом месте, в отдалении от городского центра, среди частных жилых домов. Как и многие постройки архитекторов, музей не обладает выразительными объемом или фасадами, он скорее соответствует «теории скульптуры» Бойса. Согласно ей, никакой заранее определенной формы не существует, есть только направляющие силы, помогающие архитектуре появиться на свет. Музей создается материалом стен и самой организацией пространства, структурой, неким «способом» существования здания.
Музей «Шаулагер» в Базеле (2003). Фото: Leon via flickr. com. Лицензия Creative Commons
Музей «Шаулагер» в Базеле (2003). Фото: Leon via flickr. com. Лицензия Creative Commons
Сигнальный пост на базельском вокзале. 1999. Фото: Марат Невлютов
Бойс в своих работах обращается к меди как энергетическому проводнику. По его мнению, она способна установить утраченную связь между природой и человеком. В своем индустриальном шедевре – сигнальном посте (Signal Box) на базельском вокзале – HdM используют этот материал. Здание обернуто медными полосами шириной 20 сантиметров. В области оконных проемов они немного разворачиваются, пропускают внутрь свет. Благодаря такому решению, здание работает как «клетка Фарадея», то есть защищает электронное оборудование от внешних воздействий, в том числе и от удара молнии. В этом проекте проявляется отношение HdM к архитектуре как к изобретению, техническому изделию. Медная обмотка не просто художественный прием, но функционально обусловленное решение, которое символическим образом устанавливает связь человека с природной энергией.
Следует назвать еще одного художника, о влиянии которого упоминают сами архитекторы: это Роберт Смитсон – один из основоположников лэнд-арта. Соприкосновение с его творчеством также принесло HdM много идей. Наиболее интересным для исследования является серия объектов Смитсона под общим названием «не-места» (non-sites), в которых собранные художником камни и земля экспонировались в галерее как скульптуры, нередко в сочетании со стеклами и зеркалами. «Не-места» отсылают к местам, которые расположены за пределами музея, к «дочеловеческой» истории и памяти ландшафта. Художник в своих работах показывает взаимодействие чистой минималистской эстетики с природным ландшафтом, а точнее – способ, каким ландшафт поглощает культуру.
Каменный дом. Фото с сайта stonehouse22.blogspot.com
К Смитсону архитекторы обращаются при описании Каменного дома в Таволи (Италия). Конструкция дома представляет собой бетонный каркас, который заполняется мелким щебнем. Жесткий каркас, как минималистические коробки и зеркала Смитсона, образует «не-место», позволяющее неоформленным камням оформиться, обозначить неструктурированную природу.
Винодельня «Доминус» в долине Напа. Фото: Sarah Ackerman via flickr. com. Лицензия Creative Commons
Подобное мышление мы видим в винодельне «Доминус» (Dominus Winery) в Калифорнии по проекту HdM. Винодельня расположена в уникальном месте, в долине Напа, которая славится своими прекрасными видами и плодородной землей. Экстремальные климатические условия Калифорнии – очень жарко днем, очень холодно ночью – продиктовали выбор материала для стен и способ его использования. Перед фасадами здания архитекторы разместили габионы с базальтом, который обладает высокой тепловой эффективностью: днем он поглощает тепло, а ночью отдает, таким образом, функционирует кондиционирование воздуха, позволяя поддерживать необходимую температуру для приготовления и хранения вина. Габионы заполнялись базальтом с разной плотностью: некоторые части стен непроницаемы, другие же пропускают внутрь солнечный свет днем, а ночью сквозь них искусственный свет просачивается наружу. Такой способ больше похож на создание «функционального орнамента»[viii], чем на классическую кладку. Конечно, HdM не изобрели стену из камней. Но камню оставлена «свобода выбора», так, как если бы он лежал на земле. Стена упорядочивает органический хаос существования камня. Так выглядит сама земля, прирученная, как американский койот Бойса[ix].
Винодельня «Доминус» в долине Напа. Фото: Sarah Ackerman via flickr. com. Лицензия Creative Commons
Винодельня «Доминус» в долине Напа. Фото: John Lambert Pearson via flickr. com. Лицензия Creative Commons
Винодельня «Доминус» в долине Напа. Фото: Brandon Shigeta via flickr. com. Лицензия Creative Commons
Идеальная прямоугольная геометрия винодельни противопоставляется ландшафту. Человеческое присутствие, по мнению архитекторов, должно быть незаметным, завод не должен выделяться в среде, но и не должен смешиваться с ней: «…почти невидимый, поглощенный почвой и окружающими холмами, но, тем не менее, существующий»[x]. В дизайне фабрики неизменно присутствуют темы Смитсона – руинирование и следы человека. Президент компании, которому принадлежит винодельня «Доминус», Кристиан Муэкс (Christian Moueix) дает заводу монументальное определение: «… как мастаба великого вельможи, похороненного среди своей армии»[xi]. Здание становится руиной, потому что оно было спроектировано уже поглощенным природой. Следы человека здесь существуют в качестве силы, структурирующей базальтовые габионы в строгий прямоугольный силуэт здания.
Летний павильон галереи «Серпентайн» в Лондоне. 2012. Фото: Forgemind ArchiMedia. Лицензия Creative Commons
В 2012 году работа архитекторов над летним павильоном галереи «Серпентайн» (Serpentine Gallery Pavilion) в Лондоне возвращает их к теме исторических следов и отчуждения от естественности. По словам HdM, структуру здания образуют фундаменты предыдущих известных павильонов, спроектированных и построенных здесь. С высоты он выглядит как объект лэнд-арта, как парковый пруд, но его очертания смещены немного в сторону, обнажая «археологические раскопки» прежних фундаментов. Павильон HdM не манифестирует архитектуру с точки зрения формы и конструкции, но заставляет размышлять об истории места, о значении следов и памяти, о культуре в целом. Этот проект – концептуальное высказывание, позволяющее по-новому взглянуть на роль архитектуры в историческом существовании человека. Символическая реконструкция фундаментов – единственный возможный способ репрезентации культуры, непрерывно поглощаемой природными процессами. Пруд в парке скрывает следы истории, обнажая при этом пафос взаимоотношений естественного и искусственного.
Летний павильон галереи «Серпентайн» в Лондоне. 2012. Фото: Forgemind ArchiMedia. Лицензия Creative Commons
Летний павильон галереи «Серпентайн» в Лондоне. 2012. Фото: Forgemind ArchiMedia. Лицензия Creative Commons
Оппозицию природы и человека HdM разрешают через понятие «реальности архитектуры». Так Херцог определяет топологическое место «реальности» в материалах. Благодаря им архитектура становится реальной, осуществляется как таковая. Но материалы в своем природном состоянии не способны говорить, «…они находят свое самое высокое проявление […], как только удаляются из своего естественного контекста»[xii]. Несоответствие между естественным состоянием материала и приобретенной новой функцией есть действие, осуществляемое человеком, культурой, техникой. Фактически это и есть характер, подпись, Wirklichkeit, или реальность.
Голубой дом в Обервиле (1979) и «Синяя Венера» Ива Кляйна (1962). Изображение с сайта www.pepecabrera.com
В экспериментах HdM не ставится цель создать причудливый объем, они являются поиском ответа на вопрос, что есть форма, попыткой показать, как осуществляется ее реальность. Интересен один из ранних проектов HdM, 1979 года – дом для небольшой семьи в Обервиле. Здание своей минималистской эстетикой едва выделяется из окружения. Однако отличительной чертой является то, что дом этот выкрашен в фирменный голубой цвет Ива Кляйна. Художник первым заметил, что цвет работает как называние, присвоение, подпись, обладает самостоятельным значением: «За цвет! Против линии и рисунка!»[xiii]. Античная Венера, выкрашенная художником в голубой колер, становится обозначенной, присвоенной. Предельной мечтой Кляйна стало «…Небо, которое он когда-то хотел подписать, сделав произведением искусства»[xiv]. Голубой дом в Обервиле не просто голубой, он такой в контексте означающих, где цвет тянет за собой ряд смыслов, трансформирующих значение художественного высказывания.
Здание Форума в Барселоне (2004). Фото: Rick Ligthelm via flickr. com. Лицензия Creative Commons
Это радикальное изменение в пространственной логике также отразилось в другом проекте HdM. Синий Музей, или образовательный Форум в Барселоне (Museu Blau, Edifici Forum) был построен специально для проведения «Форума культур». На сегодняшний день в нем проходят крупные конгрессы, выставки и многие другие общественные мероприятия. Форум представляет собой подвешенную над уровнем земли треугольную пластину со сторонами в 180 метров и толщиной 25 метров. Здание, удерживаемое 17 опорами, словно парит в воздухе, образуя на уровне улицы крытое общественное пространство, освещенное прорезанными в пластине отверстиями. Главным помещением форума является аудитория на 3200 человек, размещенная в подземном уровне. На крыше располагаются мелкие бассейны с водой, используемой для охлаждения здания. Фасады, выкрашенные в синий цвет, обладают пористой поверхностью, что напоминает губки Ива Кляйна. Чередование плотной губчатой поверхности с большими плоскостями зеркал позволяют зданию вибрировать, оно начинает восприниматься фрагментарно. «Сила их работ появляется из напряженных отношений, настроенных между исчезновением и веществом, иллюзией и реальностью, гладкостью и шершавостью»[xv]. Здание стремится дематериализоваться, превратить свое существование в игру появления и исчезновения.
Здание Форума в Барселоне (2004). Фото: jaime.silva via flickr. com. Лицензия Creative Commons
Здание Форума в Барселоне (2004). Фото: Jacqueline Poggi via flickr. com. Лицензия Creative Commons
Здание Форума в Барселоне (2004). Фото: Stefan Georgi via flickr. com. Лицензия Creative Commons
Здание Форума в Барселоне (2004). Фото: Ruben Garcia via flickr. com. Лицензия Creative Commons
Дематериализация – важный мотив в творчестве Ива Кляйна[xvi]. Он отвергал материальность искусства и архитектуры, признавая только действие, перформанс. Для художника был важен непосредственно акт высказывания, процесс, в результате которого появляется произведение искусства. Для HdM также важно изобретение не формы, но инструмента или принципа, некоего алгоритма существования архитектуры. «Структура не делает дом, она просто позволяет камням быть сложенными в стены. Сделать такой сильный акцент на концептуальном происхождении структуры, означает обратиться к чему-то вне этого определенного здания, тому, что напоминает непосредственно сам акт строительства»[xvii].
Здание Форума в Барселоне (2004). Фото: KE4 via flickr. com. Лицензия Creative Commons
Здание Форума в Барселоне (2004). Фото: Марат Невлютов
Акт высказывания в архитектуре не имеет своей целью приобрести определенную, конкретную форму. Здание, по мнению HdM, находится в постоянном становлении: проектирование, строительство, актуализация, трансформация, разрушение. Архитектура всегда срабатывает таким образом, какого от нее менее всего ждут. Тут возможно скорее непреднамеренное действие: действие осуществлено, но намерения не имеет. В одном из интервью Жак Херцог сказал: «Мы не всегда знаем, что делаем»[xviii].
Одним из способов взаимодействия с этим непредсказуемым полем бытия архитектуры являются выставки, которые играют центральную роль в работе HdM. Их архитекторы воспринимают как независимый жанр и включают в хронологию своих работ как автономные проекты. Это тесты для последующих проектов, апробация новых процедур, которые применяются потом в зданиях. В них архитекторы фокусируются на непосредственном контакте между заинтересованной публикой и определенными объектами. Реакция зрителей помогает в дальнейшем в проектировании: «Совершенно ясно, что эти выставки неизбежно раскрывают слабые места. И возможно, что эти слабые места уже существуют в реальной архитектуре и только обнаруживаются более отчетливо на выставке, смонтированной самими архитекторами»[xix].
HdM понимают, что сама архитектура не может быть выставлена, так как она существует в другом топологическом пространстве. Выставки являются новым типом потребления архитектуры, они часть «архитектурного ландшафта», вынесенного в музейное пространство, и являются самостоятельными произведениями искусства. Выставки позволяют заглянуть в историю создания архитектуры, увидеть объект как протяженное действие. Для HdM важна не столько форма, сколько процесс ее создания, акт высказывания. Такая позиция нацелена на жест архитектуры, на способы, которыми она становится «сделанной». Архитекторы видят причины возникновения архитектуры, причины существования вне ее самой.
HdM обращаются к акту строительства, выставкам, алгоритму происхождения материала, чрезвычайно внимательно относятся к «структуре» архитектуры. Они считают, что вся сила и мощь архитектуры заключается в непосредственном и бессознательном воздействии на смотрящего. Одной из центральных проблем для них стало преодоление отчуждения человека от окружающей его среды, в чем они оказались близки современному искусству. По их мнению, архитектурная работа должна быть тесно переплетена с художественной практикой, с самими художниками, с их представлениями о послевоенном постмодернистском пространстве. Творчество HdM позволяет говорить о сложном взаимодействии между архитектурой и искусством, об их пересекающихся темах в едином поле публичной речи.
[i] Herzog P., Herzog J., de Meuron P., Ursprung P. Herzog & de Meuron: Natural History – Lars Muller Publishers 2005. P.13
[ii] Jean Baudrillard. Architektur: Wahrheitoder Radikalitat Literaturverlag Droschl Graz-Wien Erstausgabe, 1999. P.32
[iii] Йозеф Бойс. Призыв к альтернативе. под ред. О.Блуме. – М.: Типография Новости, 2012. С.18
[iv] Там же. С.27
[v] Herzog P., Herzog J., de Meuron P., Ursprung P. Herzog & de Meuron: Natural History – Lars Muller Publishers 2005. P.19
[vi] Joseph Beuys: Fond sculptures, Codices Madrid drawings (1974), and 7000 Oaks, a permanent installation furthering Beuys’ Documenta 7 project. 1987
[vii] Herzog P., Herzog J., de Meuron P., Ursprung P. Herzog & de Meuron: Natural History – Lars Muller Publishers 2005. P.193
[viii] См.: Moussavi F. The Function Of Ornament. Actar, 2006.
[ix] Йозеф Бойс. Перформанс: «Койот: я люблю Америку и Америка любит меня». Нью-Йорк. 1974
[x] Herzog P., Herzog J., de Meuron P., Ursprung P. Herzog & de Meuron: Natural History – Lars Muller Publishers 2005. P.139
[xi] Там же. P.140
[xii] Там же. P.54
[xiii] Девиз выставки «Yves, Propositions Monochromes» в галерее Colette Allendy в Париже. 1956
[xiv] Ив Кляйн. Присвоение неба // livejournal.com URL: http://0valia.livejournal.com/4177.html (дата обращения: 26.08.2014).
[xv] Herzog P., Herzog J., de Meuron P., Ursprung P. Herzog & de Meuron: Natural History – Lars Muller Publishers 2005. P.8
[xvi] См.: Carson J. Dematerialism: The Non-Dialectics of Yves Klein // Air Architecture. P.116
[xvii] Herzog P., Herzog J., de Meuron P., Ursprung P. Herzog & de Meuron: Natural History – Lars Muller Publishers 2005. P.48
[xviii] Inquietud material en Herzog & de Meuron // YouTube URL: http://www.youtube.com/watch?v=NphY8OhLgRk (дата обращения: 26.08.2014).
[xix] Herzog P., Herzog J., de Meuron P., Ursprung P. Herzog & de Meuron: Natural History – Lars Muller Publishers 2005. P.26
Марат Невлютов – архитектор, аспирант, научный сотрудник отдела проблем теории архитектуры Научно-исследовательского института теории и истории архитектуры и градостроительства Российской академии архитектуры и строительных наук (НИИТИАГ РААСН), студент Института медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка»
archi.ru