Виталий комар картины – работы Виталия Комара и Александра Меламида — VATNIKSTAN

Содержание

работы Виталия Комара и Александра Меламида — VATNIKSTAN

В 1972 году советские художники Виталий Комар и Александр Меламид сформировали новое постмодернистское направление в искусстве — соц-арт. Как можно догадаться из названия, оно было одновременно похоже на западный поп-арт, эксплуатирующий явления массовой культуры, и соцреализм. Комар и Меламид использовали множество образов советского искусства и коммунистической пропаганды как элементы для своих картин, но нередко смешивали их с бытовыми явлениями, доводили до пародии и абсурда. После эмиграции в 1977 году творческий дуэт художников продолжил своё существование до начала XXI века.

VATNIKSTAN знакомит читателей с рядом любопытных работ Комара и Меламида разных лет.

Двойной автопортрет (1972)

Лайка (1972)

Портрет отца (1973)

Цитата (1972)

Не болтай, тебя слушает враг (1976)

Рай (1973)

Встреча Солженицына и Белля на даче у Ростроповича (1972)

Происхождение социалистического реализма (1982–1983)

К свету! (1983)

Крест и серп

Что делать? (1983)

Ялтинская конференция (1982)

Ленин ловит такси в Нью-Йорке (1992)

Тридцать лет назад. 1953 (1982–1983)

Сталин у зеркала (1982–1983)

Свобода (1991)

Мавзолей (1992)

www.vatnikstan.ru

живопись Виталия Комара на аукционе ARTinvestment.RU

Почему соц-арт чуть не стал ком-артом, кто такой художник Комаров и как Комар — Меламид стали международным брендом

Когда в мае 1990 года коллекционер Александр Кроник уезжал в Израиль, с собой он решил забрать несколько любимых работ, включая «Курительную комнату» Виталия Комара. А порядки были на редкость казуистские, на дворе был еще СССР. В те времена для вывоза работы ныне живущего художника, нужно было получить его согласие, заверенное в его присутствии в Горкоме графиков на Малой Грузинской. И уже с этим согласием нужно было идти в Министерство культуры, чтобы получить разрешение на вывоз и узнать размер пошлины. А как привести в Горком художника, который уже 12 лет как в Нью-Йорке? Никак. Маразм, но формально картина Виталия Комара получалась невыездной. Тогда Кроник и придумал, от греха подальше, приписать к фамилии автора две буквы — получилось «КомарОВ». Дальше можно представить себе диалог в Минкульте:

— Что у вас за художник такой, Комаров?

— Да был какой-то малоизвестный Комаров. Просто сюжет понравился — «Курительная комната»: курить люблю.

— Ну, тогда ладно.

В итоге разрешение дали, даже пошлину на эту непонятную чиновникам «самодеятельность» не начислили. Так и полетела работа в Израиль (правда, она давно уже вернулась в Москву). Через много лет Кроник рассказал эту историю самому Виталию Комару, познакомившись с ним на выставке у Саатчи. Тот рассмеялся, трюк с «Комаровым» ему понравился. Заодно рассказал, что «Курительная комната» была написана не в 1972-м, как указано в книге «Свой круг», а в 1966-м. И участвовала в 1967 году в первой их совместной с Меламидом выставке «Ретроспективизм» в кафе «Синяя птица».

Так как же произошло, что с картиной выпускника Строгановского училища Комара в «Шереметьево-2» могли и не пустить? Это долгая история. И началась она в морге, точнее, в мертвецкой Института физкультуры, куда безжалостно водили студентов Строгановки — будущих художников — для концентрации их на вопросах анатомии. Именно там в начале 1960-х познакомились Виталий Комар и Александр Меламид. Вскоре они начали работать вместе. В 1967 году у дуэта Комар — Меламид состоялась выставка в кафе «Синяя птица». А в 1972 году произошло событие, которое закрепило творческий дуэт в мировой истории искусства. Примерно в это время был изобретен термин «соц-арт» и произошло оформление философии нового художественного направления.

Сейчас сложно в это поверить, но соц-арт (или, как сейчас принято писать, соцарт) мог называться совсем по-другому. Виталий Комар рассказывает эту историю так: «Мы обсуждали, как назвать. Сов-арт — советское искусство или ком-арт – коммунистическое искусство. Алик сразу сказал: “Комарт — это слишком похоже на твою фамилию”. В общем, мы остановились на

соц-арте».

Объяснение глубинной философии соц-арта тоже лучше услышать от самого Комара: «В нашем случае ирония была оружием иконоборчества, но не с иконами в общепринятом смысле русского слова, а скорее как идолоборчество. И эти идолы были не вне, а внутри нас, потому что каждому из нас насаждалось ложная и в каком-то смысле очень удобная и приятная картина мира. Поэтому я не совсем понимаю, когда говорят, что это было издевательство над кем-то и чем-то. Это была прежде всего ирония над самим собой, над остатками вот этого культа. Ведь история Советского Союза — это лично моя история и каждого из тех, кто хочет честно, откровенно и самокритично об этом думать. Мы все были ответственны за то, что происходило, были частью того трагикомического кошмара, той большой лжи. Изображение себя и Алика Меламида в виде Ленина и Сталина — это прежде всего самоочищение».

В 1974 году Виталий Комар и Александр Меламид были в числе основных участников разогнанной «Бульдозерной выставки». «Да, многие картины исковеркали, но я не сопротивлялся. Я видел, как грамотно били тех, кто сопротивлялся, — вспоминал позже в интервью Комар. — Меня толкнули лицом в грязь, и человек наступил на двойной автопортрет в виде Ленина и Сталина, и хотел сломать. И я вот из грязи посмотрел, наши глаза встретились. Я сказал: “Это шедевр, ты что?” И вот, видимо, он вспомнил что-то из школьных лет. Он не сломал, но выполнил приказ: выставку не допустил, он кинул в самосвал, в кузов самосвала. Я уже из грязи проводил глазами этот самосвал. Он уехал куда-то в историю. А делать раскопки на московской помойке 1974 года — это уже бесполезно».

Последствиями «Бульдозерной выставки» стало исключение из Союза художников и резкое сокращение выставочных возможностей. Руки художники, впрочем, не сложили: участвовали в квартирниках, продолжали «хулиганить» в свое удовольствие. В 1977, например, году устроили известный перформанс «Eat-art» — многие знают его по фото, где художники прокручивают через мясорубку советскую прессу. Но уже чувствуется, что в СССР их все достало и жизни им не дадут.

В конце 1977 года Виталий Комар уехал в Израиль, откуда через год перебрался в Америку.

В Америке дуэт развил бурную деятельность, быстро освоив законы шоу-бизнеса: теребили буржуазную публику, запустили акцию по скупке душ, подвизались с Энди Уорхолом, участвовали в громких галерейных выставках. Интерес к независимому искусству из СССР в это время был довольно высок. А вполне понятный западному зрителю соц-арт на уровне бренда прочно ассоциировался с Комаром и Меламидом. В 2004 году дуэт распался, художники пошли каждый своим путем. У каждого после этого были новые соло-проекты, но уже не ради славы, а ради удовольствия. В целом скорее можно сказать, что наступило время пожинать плоды заслуженной 30 лет назад известности.

В числе этих плодов можно назвать и рыночный успех, пик которого пришелся не на 2007–2008 годы, как для «русского искусства для русских», а на наши дни. Рекордные цены достигались в 2010–2013 — было $460 тыс. и $884 тыс. Что лишний раз подтверждает, что дуэт Комар — Меламид признан как международный бренд, на котором не сказываются локальные национальные кризисы спроса. Абсолютный же рекорд был зафиксирован в 2010. Именно в 2010 году на тогда еще лондонском Phillips de Pury была продана почти двухметровой высоты картина дуэта «Встреча Солженицына и Бёлля на даче Ростроповича» из серии «Соц-арт» 1972 года. Покупатель заплатил в пересчете на доллары более одного миллиона. С этим результатом дуэт Комар и Меламид вошел в пятерку самых дорогих шестидесятников.

Индивидуальные аукционные рекорды обоих участников дуэта гораздо скромнее. Пока самый высокий результат за работу Виталия Комара без Меламида — $26 тыс. Столько заплатили на русском аукционе VLADEY за холст «Офелия» в октябре 2013 года. А годом позже той же площадке удалось выручить $20 тыс. за «Девочку с шахматной доской» 1961 года. Если датировка правильная, то это очень ранняя работа, еще студенческая.

И вот прямо сейчас работа Виталия Анатольевича Комара впервые выставлена на торги ARTinvestment.RU. Картина «Раскольников убивает старушку» датирована концом 1960-х (на мой взгляд, по стилистике это 1966–1967 годы). И пусть не пугает название — полуабстрактная схематичная образность сильно вуалирует известную сцену из Достоевского.

Что посмотреть дополнительно:

komarandmelamid.org — официальный сайт Комара и Меламида. В хронологии после 2005 года публикуются работы только Виталия Комара.

Владимир Богданов, AI

Источники: guelman.ru, runyweb.com, russian-bazaar.com, artinvestment.ru

Внимание! Все материалы сайта и базы данных аукционных результатов ARTinvestment.RU, включая иллюстрированные справочные сведение о проданных на аукционах произведениях, предназначены для использования исключительно в информационных, научных, учебных и культурных целях в соответствии со ст. 1274 ГК РФ. Использование в коммерческих целях или с нарушением правил, установленных ГК РФ, не допускается. ARTinvestment.RU не отвечает за содержание материалов, представленных третьими лицами. В случае нарушения прав третьих лиц, администрация сайта оставляет за собой право удалить их с сайта и из базы данных на основании обращения уполномоченного органа.

artinvestment.ru

Ретроспектива Виталия Комара и Александра Меламида

Выставка Komar & Melamid в Московском музее современного искусства. 22.03 – 09.06.2019

Первая в России ретроспектива Виталия Комара и Александра Меламида проходит в Московском музее современного искусства на Петровке, 25. На выставке представлены работы, хранящиеся в крупнейших музеях, в том числе из ГТГ, Русского музея, Центра Помпиду, PREMM, Ronald Feldman Gallery, Tsukanov Family Foundation и частных коллекций. Более 20 «культовых экспонатов» предоставил Международный культурный фонд BREUS Foundation.

Выставка Komar & Melamid расположена в 18 залах на втором этаже одного из лучших зданий московского классицизма (бывшего особняка М. П. Губина, архитектор М. П. Казаков). У каждой «мини-экспозиции» – свое название: Первая – «Коллективный автор», последняя – «Новая жизнь соцреализма».

Зачастую, в совместных работах, созданных в период с 1972 по 2003 год, визуальные метафоры превращались в защитные маски и аллегории. Вероятно поэтому, дизайнеры проекта Ирина Корина и Илья Вознесенский создали экспозицию в формате лабиринта: «перегорожено-перекрыто, переход-закуток, чердак-склад, временные павильоны». В экспозиции выставки соседствуют два раздела: советский и американский периоды деятельности художников. Своего рода «транзитная зона» между двумя разделами – 13-й зал «Сам себе государство»: там представлена работа Transstate (1977) из коллекции Centre Georges Pompidou.

«…Как был придуман соц-арт? Знакомая жены Меламида нашла для нас возможность заработать, достала заказ на юбилейное оформление пионерского лагеря. Начали в декабре 1971-го. Стоял жуткий мороз… А что, если в каждом из нас скрывается такой чудак-художник, который мог бы делать это вдохновенно и искренне? Наверное, такой гений писал бы советские лозунги и цитаты как свой идеал, как крик души. Изображал бы родных, жену и детей в официальном стиле вождей и героев. Засыпая, я думал: Нет, этого не может быть! А утром я понял: то, что мы нашли, – это не просто новый персонаж, это персонаж-течение. Komar & Melamid!»

«В 1972 году в своем соц-арте мы (Комар&Меламид) впервые начали соединять не только два стиля – неофициальное и официальное, личное и социальное, интровертное и экстравертное, – но значительно большее количество многомерно увиденных стилей и концепций. Мы поняли всю историю искусства как словарь интонаций. В таких работах, как Встреча Белля с Солженицыным, в инсталляции Рай, в полиптихе Биография современника, в проекте Пост-арт и т.д. мы отражали мультистилистику и концептуальную эклектику сознания второго авангарда в Советском Союзе».

В 2003 они навсегда прекратили совместную деятельность. «Комар и Меламид» остались в истории искусства. Остался «бесконечный конец» плодотворного соавторства. Выставка Komar & Melamid невероятную возможность коллективному автору прожить еще одну жизнь.

Можно написать еще десятки страниц о выставке… Но ее непременно нужно посетить и увидеть уникальную экспозицию своими глазами. А также участвовать в образовательных программах и увлекательных экскурсиях, информация на сайте mmoma.ru. Выставка Komar & Melamid работает до 9 июня 2019 года.

www.visit-city.com

Как Комар и Меламид сделали современное искусство смешным — The Village

Меламид сделал портрет своего отца в образе Ленина, Комар нарисовал профиль своей жены с сыном на руках в стиле советских героев, те самые транспаранты с подписями. Как от переизбытка рекламы Энди Уорхол понял, что никакой реальности нет, а есть только реклама супа, так и Комар с Меламидом поняли, что ничего советского, кроме символов, в СССР не осталось. Так и появился соц-арт — сначала в формате одноименной серии, а потом и как название всего движения московских концептуалистов.

«Мы стали расширять границы. Кто сказал, что нельзя так рисовать? Как всегда в России, все правила очень мутны. В Америке юридически это разработано хорошо. А у нас: ну, может быть, можно, а может быть, нельзя. Оказалось, что так можно», — рассказывает Меламид и вспоминает еще одну байку — про то, как знакомый студент по обмену прислал ему по почте журнал Art Work (опять журнал — понятно, откуда у них была такая страсть оформлять свои работы как статьи или журнальную рекламу) с рекламой, где голая девушка стояла с вибратором в руке. «Это прошло по советской почте совершенно спокойно. У нас был страх, потому что никто не знал границ. Все думали, что где-то они существуют. Но на самом деле мы сами создавали эти границы».

Если упрощать, соц-арт действительно выглядит пародией — особенно вот эти транспаранты, в принципе неотличимые от того, чем уже в нулевые занимались на новосибирских «Монстрациях». Комар настаивает, что это была травестия, причем в ее изначальном понимании: «Еще в древнегреческой комедии различали пародию и травестию. Пародия — это когда Зевс или Аполлон специально говорил как рабы, необразованные фермеры. Когда крестьянин или раб пытался говорить как Аполлон или аристократ, это называлось травестией. Потом слово „травестия“ как термин изменил свое значение и стал обозначать, что в театре женщина играет мужчину, а мужчина — женщину. И потерялось это важное отличие».

«Когда мы делали оформление пионерского лагеря, мы предположили, что, если бы какой-то человек делал эти лозунги как крик души, подписывал бы их своим именем, изображал бы своих родных, детей в виде этих плакатных героев, это была бы травестия», — объясняет художник. И добавляет: «Хотя придумывать такие объяснения — это свойство современного искусства. Когда человек стареет, он старается серьезно объяснить иронию своей юности. То же самое, кстати, было с поп-артом».

www.the-village.ru

Александр Меламид: «Самое важное для меня, что я научил рисовать слонов»

Александр Меламид. Фото: Лена Авдеева

Вы предложили взять у вас интервью в виде спиритического сеанса. Вы чувствуете себя уже где-то за пределами нашего мира?

Я, конечно, еще не пересек границу, но на границе ухода в другой мир. Главное другое: есть современное искусство, и я часть этого искусства, идущего от модернизма. А модернизм в основном был сформулирован русской женщиной, которая жила в Америке. Ее звали мадам Блаватская, она написала несколько фантастических книг. Одна называется «Тайная доктрина», и это совершеннейший сумасшедший бред, конечно, но в то же время это культура конца второй половины XIX века, которая искала выхода из рационализма, из упадка религии. Через некоторое время после смерти Блаватской главой Теософического общества стала Анни Безант. В 1901 году она опубликовала книгу «Мыслеформы», и там были цветные картинки, что необычно для тех времен. Это тонкая книга, которую можно найти в Интернете. В ней были воспроизведены некие абстрактные формы и написано, что вот это — страсть, это — любовь, это — чувство и так далее, то есть абстрактные формы могут изображать чувства.

И кстати, Василий Кандинский был членом Теософического общества. Пит Мондриан, Томас Элиот, который определил поэзию ХХ века на английском языке, тоже были его членами. И вообще все главные люди к нему принадлежали… Но в то же время они еще участвовали в спиритических сеансах, крутили столы. Вот это было страшно.

Вы сами вертели столы?

Я никогда не вертел, но я воспитывался на Толстом, который описывал этот момент. Потом многое прочел про вызывание духов. Это то, что определило современное искусство. Современное искусство нельзя понять, если ты не видишь духов. Были другие попытки его определения. Но говорить, что эта абстрактная картина лучше, потому что она приближается к марксизму-ленинизму, невозможно. Можно только сказать, что это какие-то лучи, какие-то духи выходят из нее и влияют. Так и есть.

Я помню, мы с Комаром работали в Эрмитаже, в каком-то 1813 году, как члены студенческого научного общества… Мы занимались изучением медалей. Нам привозили ящики, где были медали, монеты разных времен и народов. И мы оставались с ними вечером в Эрмитаже, полностью пустом.

Говорят, это страшно.

И я трогал картины Рембрандта. И смотрел на оборот, потому что все-таки я уверен, как глубоко религиозный фанатик, что оттуда…

Дух исходит?

Да. Потому что если духа нет, то ни черта нет, это мазня, это какая-то грязная мазня. И никак объяснить это нельзя. Верчение столов — это протест против рационализма, против всех научных теорий. Это тайна. Это началось во Франции, первая богема — религиозные фанатики, монастырские, вот эти сумасшедшие. Вот до сих пор у меня волосы остались такие сумасшедшие.

Да, как у Эйнштейна, у вас прическа.

Мы все были такие, все были сумасшедшие, которые видели в Сезанне это излучение.

Но то, чем вы потом начали заниматься вместе с Виталием Комаром, наоборот, кажется рационалистическим, аналитическим и таким интеллектуальным.

Да, потом мы сказали: «Этого не может быть, это все фигня. Невозможно! Потому что нет, духов нет!» Хотя вот как объяснить, если не спиритизмом, что были писатели гении, а были не гении?

Комар и Меламид. «Любимая картина Америки» (America’s Most Wanted). Из проекта «Выбор народа». 1994. Фото: D. James

Вы верите в понятие «гений»?

Знаете, меня спрашивают: «Ты любишь этого художника или нет?» Я говорю: «Об этом художнике никогда не думал и не собираюсь думать. Я не могу думать обо всем!» Проблема не в том, хорошо это или плохо, проблема — почему ты думаешь вот об этой картине, какой смысл в этом. Когда начинаешь думать, все кругом наполняется смыслом, наполняется духом. Мы привносим дух. Можно смотреть на пустую стену, как делают буддисты, и увидеть все что угодно, потому что все во всем. Неважно, на что смотреть. Нет разницы между белой стеной и Джексоном Поллоком, это одно и то же.

Но вы же относитесь к людям, которые высмеяли все эти представления. У вас же были иронические работы про Малевича, какие-то мистические геометрические фигуры, которые помогают при насморке?

Ну, это была, конечно, насмешка.

Да, но все-таки верите ли вы в такие странные вещи?

Конечно, верю. Если вы верите, то это есть. Если вы не верите, то этого нет.

Малевич — гений или не гений? Вы думаете о нем или уже нет?

Я в последнее время думаю об одном. Я провожу огромное количество времени в Италии, в основном в Риме, в Неаполе. На старости лет я думаю, что золотой век позади. Вижу эти большие скульптуры, археологический музей, эту фреску на красном фоне в Помпеях… Это так сделано, что я понял, что мне нельзя сделать лучше.

Хорошо, но вы же продолжаете быть художником или уже нет?

Что значит быть художником? Вы знаете, у меня была замечательная визитная карточка, там было написано: «Alex Melamid, airtist».

То есть от слова «воздух» — airtist? Воздухист?

И все спрашивают: «Что это значит?» Я говорю: «А что значит artist? Это непонятно. Тот, кто производит это дерьмо?» Ведь вы должны понять, современное искусство — это производство совершенно бессмысленных вещей, которые непонятно куда деваются. Вот их выставили — а потом куда они идут? В отвал.

Некоторые на стенках висят где-то.

Ну да, но это одна миллионная. Висят на стенках у родителей, потом следующие выкидывают это искусство. Ну и плюс это еще умствование, то есть мысли о том, что мы должны думать про это дерьмо, про эту ерунду.

Но некоторым она доставляет какое-то наслаждение.

Наслаждение масса вещей доставляет. Можно сидеть и мычать — это тоже наслаждение. Можно совокупляться, можно вызывать духов. Есть много вещей-наслаждений, которые не обязательно связаны с искусством. Искусство — это занятие, которое признано легальным, но заменяет религию ХХ века. Когда религии не стало, все равно нужно было то, что называется духовностью. Но, чтобы духовность была, нужны духи. Духовности без духов не существует. Это очевидно.

Комар и Меламид. «Энди Уорхол продает свою душу Комару и Меламиду. 6 февраля 1979 г.». Фото: Ronald Feldman Gallery

То есть вы чувствуете себя таким привидением, которое является, когда трут столик и говорят: «Явись!»

Точно, точно! Все говорят: «Блин, это гениально!» Гениально — это хорошо.

Вы не производите материальных художественных ценностей?

Нет, к сожалению, что-то произвожу. Я ими не торгую, но это привычка жизненная.

Последнее, что мне попалось на глаза, из того, что вы сделали, была серия портретов американских рэперов.

А вы «Жопу» не видели? Я очень хорошую «Жопу» нарисовал. Потенциально я чувствую, что пропустил в России и во времени. Я, по идее, должен был быть гомосексуалистом, потому что у меня сейчас половина друзей — гомосексуалисты. Но я, к сожалению, не смог себя вовремя реализовать в этой жизни.

У меня много серий, я все время что-то делаю. Сейчас я делаю иллюстрации к «Республике» Платона (более известный перевод — «Государство». — TANR). Когда искусство было искусством, оно чаще всего было иллюстрацией. Иллюстрацией к Библии, к каким-то идеям. Но самое страшное, когда пришла идея искусства для искусства. Когда Бог извне, ты изображал Бога. А когда Бог переселился внутрь, сказали: «Какой гениальный мазок!»

Вы делаете разные серии, но не используете тот бренд, который придумали вместе с Виталием Комаром, — соц-арт? Вы чувствуете себя человеком, который создал нечто, что стало жить своей жизнью?

Самое важное для меня, что я научил рисовать слонов. Вот это было самое удивительное в моей жизни, потому что сейчас нет слона, который бы не рисовал.

А до этого не рисовали?

Было несколько слонов в Америке, которые рисовали. Я насмотрелся там. Приехал в Азию — никто не рисует. А сейчас все. И это остановить уже нельзя. Фактически это я придумал. Точно.

И мартышку вы научили фотографировать.

Это не пошло. Со слонами пошло, там это приносит деньги. Это продается, это социальное явление.

Комар и Меламид. «Что делать?». 1983. Из серии «Ностальгический соцреализм». Фото: Sotheby’s

Весной в Московском музее современного искусства планируется выставка «Комар — Меламид». Вы вообще общаетесь с Виталием Комаром?

Нет.

А что вас развело, почему вдруг?

Об этом говорить не буду.

Тем не менее вы согласились на то, чтобы ваши имена вновь встали рядом на афише.

Сейчас они будут согласовывать это с Комаром. Я не уверен, но думаю, что он согласится.

Что там будет показано? Ваши старые работы или ремейки?

Проблема в том, что нельзя взять работы из американских музеев. Там будет совсем другой подход к тому, что мы когда-то делали. Заниматься этим будет Ира Корина (известная художница, участница Венецианской биеннале и пр. — TANR). Я отказался смотреть на то, что она предложила, я не могу вмешиваться в творческий процесс художника. Это как если бы вы из кирпичей строили, а потом кирпич и говорит: «Эй, куда ты меня положил?»

Некоторое время назад куратор был царем и богом, который из художников, как из кирпичей, лепил свое произведение под названием «выставка».

Но это бюрократизация искусства. Что такое куратор? Это бюрократ. Девяносто процентов кураторов — это люди, которые непонятно чем отличились в искусстве.

Но вы же доверяете куратору вашей выставки Андрею Ерофееву? Или вы и его бюрократом считаете?

Нет-нет-нет, я всем доверяю, я совершенно не против. Но в XIX веке, да и в Советском Союзе, собирались известные художники и решали, что идет на выставку, а что не идет. Это было логично. Не говорю, что это было хорошо, но это было понятно: есть комитет художников, который решает. А тут создали какого-то специального человека. Это не художник, это не писатель, это куратор. Этот человек, мужчина или женщина, даже в основном женщина, решает, что в этой комнате будет висеть эта картина, а ту картину мы не возьмем, что одна будет висеть на темном фоне, а следующая будет на светлом. Главное для нас — спокойствие, ты не можешь с куратором ругаться, потому что он тебя перестанет потом выставлять. Это нормальный процесс.

Комар и Меламид. Из проекта «Выбор народа». Любимая картина пермяков выполнена Татьяной Нечеухиной. Фото: Музей современного искусства PERMM

Вы представляетесь людьми, придумавшими искусство, которое отчасти похоронило советский стиль. Вы чувствуете себя виновным в распаде Советского Союза?

Безусловно. Русская революция — это тоже дело художников. Сергей Булгаков, русский философ, сказал, что русские церкви были разрушены до русской революции — русскими кубистами. И действительно, смотришь на их картины — а там разрушенные церкви. Ведь мы учили, что экономика определяет сознание. Как раз наоборот: сознание определяет экономику. А революция делается маленьким количеством людей, мы это знаем.

Вы парадоксальный человек.

Все говорят, что я парадоксальный человек. Это неправильно. Я говорю то, что я думаю. Вы должны прочесть труд грека Секста Эмпирика, написанный им во II веке, описание скептицизма (вероятно, имеется в виду «Три книги Пирроновых положений». — TANR). Это книга, которая изменила мир, вся эпоха Просвещения началась с того, что ее перевели с греческого на латынь. Греческий мало кто знал, вся интеллигенция говорила на латыни, и они прочли эту книгу. Это просто. Каждый раз нужно спрашивать: «Почему?» Каждый раз. Все говорят: «Вот это хорошая картина». Почему она хорошая? Все говорят: «Это гениальный художник». А почему он гениальный художник? Простой вопрос. Когда ты спрашиваешь, то начинаешь думать.

Профессия журналиста — тоже задавать вопросы и сомневаться. Вы показывали в начале 1990-х «Выбор народа», проект, основанный на социологических исследованиях, и мне показалось, что вы подтасовали эти данные, когда показали ту унылую живопись как «любимую картину русского народа».

Это же была работа не об искусстве, а о социологических исследованиях. Все социологические исследования такие. Я знаю, как это делается. Я сидел, что называется, в фокус-группе.

Сейчас у нас все время какие-то голосования проходят, и я часто думаю: «Неужели соотечественники наши вот так считают?» Вам было бы интересно провести какой-то новый опрос?

Я надеюсь, что к выставке музей сделает новый опрос на ту же самую тему — любимая и нелюбимая картина народа. Когда-то мы провели его в 17 странах. В Африке. А в Китае это вообще был первый в истории социологический опрос. Сейчас хочется повторить тот же опрос «Выбор народа», сделанный более современными методами, чтобы сравнить результаты: что изменилось с середины 1990-х.

www.theartnewspaper.ru

Коллекция — Виталий Комар: green_fr — LiveJournal

Я практически год не писал о Коллекции, несмотря на то, что с тех пор приезжало множество интересных людей. Наверное, не мог просто так продолжить после выступления Юрия Лейдермана — прочитайте мой старый пост, а если понимаете по-французски, то и видео выступления можно посмотреть. Ну а я, тем временем, перейду к Виталию Комару. Благо ещё до всех этих выступлений я Комара с Меламидом поместил в тот же пост, что и Лейдермана.

Комар просто хронологически рассказывал о своём (с Меламидом) творчестве. Одна из ранних работ — «Происхождение соц-реализма». Мне она очень понравилась тем, что одновременно показывает, что художники умеют рисовать (сам не знаю, почему мне иногда это кажется важным), а с другой — насколько картина может стать интереснее, если ты понимаешь, о чём она. Соц-реализм авторы рассматривают как очередную мифологию. Причём не оторванную от всего остального, а являющуюся развитием мировой (европейской) мифологии. Слева — прямая смесь двух жанров, соц-реалистический Сталин вписан во вполне классический декор. Справа — версия картины с белой линией, которая концептуально (наконец-то это слово употреблено в прямом его смысле!) отделяет миф от реальности.

Они очень много работали над понятием эклектики. Слева — картина «Первая капля крови», она состоит из трёх разных по стилю частей. Социалистически-реалистический Сталин героическим мечом отсёк совершенно экспрессионистскую руку (здесь Комар что-то прогнал про фрейдистский смысл отрезанной руки — якобы, это страх кастрации). А в третьей части смешение личной истории с историей страны — Комар рассказывает о школьной подруге, обнаружившей свои первые месячные ровно в день смерти Сталина.

Почему они интересовались такой эклектикой? Потому что, говорит, несмотря на публичное её порицание, она была везде. Вот слева — школа Комара, знакомая нам сцена приёма в пионеры. При этом, говорит, вы видите? Совершенно реалистический Ленин на фоне красного треугольника — не придумать лучшего символа для русского авангарда! Совсем не факт, что это было сделано осознанно, скорее даже наоборот. Но именно таким был и есть весь окружающий мир. А справа — изображение школьницы, чьё тело постепенно меняет стиль: совершенно реалистический низ сидит на всё том же (присутствовавшем в каждой школе) бюсте Сталина, геометрический бюст переходит в экспрессионистскую голову, увенчанную фотографией и минималистским полотном.

Или вот, говорит: реалистическая статуя Ленина, но стоит она на кубо-футуристическом пьедестале. Справа — картина Комара и Меламида с эклектическим Минотавром: академическая человеческая часть продолжается экспрессионистской животной.

Здесь он вспомнил иконы петровской эпохи, в которых уже могли быть руки и лица Возрождения, при том что одежда и пейзаж оставались в греко-византийском стиле — вот этот медальон Ленина-Сталина вполне повторяет эту эклектику: вполне реалистические профили на совершенно плоском красном фоне. Справа — двойной портрет Комара-Меламида, только к стандартному советскому стилю они здесь добавили ещё византийской мозаики (распространённой в агитпропе). Именно с этим портретом они вышли на бульдозерную выставку. Портрет там был уничтожен, причём Комар рассказал, как это происходило: его свалил лицом в грязь какой-то мент, схватил картину и собирался сломать её напополам. Комар поднял голову и крикнул «что ты делаешь? это же шедевр!» — и тут, по его словам, мент посмотрел на картину, в лице его что-то таки дрогнуло, и он бросил портрет в стоявшую здесь же мусорную машину не сломанным, а целиком 🙂

Мне очень нравится игра Комара и Меламида с официальными плакатами. Стандартный слоган — это белые буквы на красном фоне, восклицательные знаки, профили вождей, вот это вот всё. Слева — настоящие растяжки советской эпохи. Справа — произведение Комара и Меламида, история СССР в популярных лозунгах.

Вот кстати, говорит Комар, «Слава Труду» на фотографии слева мы нарисовали в 1972 году. Советских оригиналов практически не осталось, их ведь никто специально не коллекционировал. Хорошо сохранились только плакаты с подписью «Комар и Меламид». Та же история, что и с писсуаром Дюшана — у кого остался писсуар того времени без подписи художника?

А вот это — «Идеальный лозунг». Именно так видны советские плакаты из проносящегося мимо поезда — ты не видишь текста, да он и не важен, смысл ты и так знаешь.

Эта картина понятна и без объяснения — цензура, молчание, немота, не болтай!

На следующей фотографии молодой Комар рядом с ещё одной картиной на ту же примерно тему, только с дополнительной цитатой, отсылкой к геометрическим абстракциям Малевича. Комар рассказал про картину Малевича справа — якобы тот был анархистом, и на картине изобразил не то столкновение, не то взаимодействие этих двух политических идей.

А вот это очередная иллюстрация, как описание делает прекрасным кажущееся банальным произведение искусства. У греков была техника получения идеальных пропорций человеческого тела. Они брали несколько красивых людей, измеряли разные части их тела и усредняли полученные меры. Комар и Меламид этим же методом сделали «Идеальный документ советского человека». Они взяли разнообразные советские документы, усреднили их размеры — получился почти квадрат. Очевидно, он должен был быть красным.

Ещё одна вариация на тему «Не болтай» — это часть проекта «супервещей для суперлюдей», и я про него ещё напишу, это гениально!

Дальше пошло концептуальное искусство, это — серия «Коды». Каждой букве ставится в соответствие цвет, таким образом записывается — кодируется — текст. В данном случае — статья советской конституции о свободе слова и свободе собраний в СССР:

Здесь они перепутали, как мне кажется, — правые картинки не от тех левых. Слева на следующей фотографии — та самая палитра (в версии с латинницей). А вот справа — перевод правил пользования советским паспортом на музыку, примерно по тому же принципу: каждой букве соответствует нота. Слева на предыдущей фотографии — виолончелистка Fluxus’а исполняет эти правила пользование. Как сказал Комар, получается чистый Кейдж.

Совсем мельком упомянул написанную ими оперу, где Ленин, Дюшан и Дж. Вашингтон спорят, что лучше — революция модернизма, российская революция или американская. На фотографии справа — постановка оперы (это реально поставили!)

Приехав в США, Комар констатировал если не идентичность, то родственность пропаганды этих стран:

И они начали работать над аналогичным переносом в советские реалии актуального в то время американского искусства. На следующей фотографии справа — «Флаги» Джаспера Джонса, слева — «Флаг» Комара и Меламида:

Ещё одна вариация на ту же тему — флаги ялтинской конференции. Причём, заметьте, говорит Комар, на знаменитейшей фотографии слева всё та же концептуальная эклектика. Там изображены слева направо: слуга королевы, демократически избранный президент и кровавый диктатор. Эклектический триптих.

Закончил он своё выступление своей работой, сделанной буквально за несколько недель до этого для NY Times — «Новая Ялта». Меня, конечно же, больше всего заинтересовало, кто это там выглядывает слева от Си Цзиньпина?

Пока я собирался с духом к этому посту, Центр Помпиду (тоже не самые реактивные ребята, при всём моём к ним уважении) успел выложить запись этой встречи, я с удовольствием пересмотрел! Перевод в тот вечер был крайне плохо организован, но за этим маленьким исключением, встреча была прекрасной!

green-fr.livejournal.com

Художники недели. Комар и Меламид

Отцы-основатели соц-арта

ARTinvestment.RU уже писал об известном мастере соцарта Борисе Орлове, а сейчас настало время рассказать об основателях этого важного направления в советском неофициальном искусстве. Конечно же, имеются в виду Виталий Комар и Александр Меламид, работавшие в тандеме с конца 1960-х по 2003 год. Как раз и повод подоспел: на прошлой неделе, 23 апреля, на творчество этих художников был установлен новый ценовой рекорд. Написанная в 1972 году картина «Встреча Солженицына и Белля на даче у Ростроповича» была продана на аукционе Phillips со значительным превышением эстимейта — 657 тысяч фунтов при оценке 100–150 тысяч.

Как и Орлов, Комар и Меламид играли со всевозможными узнаваемыми символами, однако объектом для иронии они избирали не только тоталитарное, но и самое что ни на есть либеральное и демократическое. Взять хотя бы ту же «Встречу», где мы видим «все, что любят либералы в Москве»: согласно художникам, «хорошая буржуазная жизнь» немыслима не только без главных героев картины, но и без хрустальных стаканов, фруктов на столе (которые у художников написаны по-буржуазному, по-модернистски) и духовного (злато за окном напоминает о византийской мозаике, а левая нога Белля выполнена в «иконописном» стиле). Само собой, на тему советской власти они тоже поиронизировали как следует: стоит вспомнить, например, «Двойной портрет» (1973), один из вариантов которого был уничтожен властями на знаменитой «Бульдозерной выставке» 1974 года: почти каноническое изображение двух гордых «вождиных» профилей, только вместо Ленина и Сталина — Комар и Меламид. Это и есть соц-арт: использование визуальной пропаганды в иных художественных целях — так же и отец поп-арта Энди Уорхол мягко издевался над капитализмом, маниакально тиражируя изображения его главных икон: знаменитостей и товаров массового потребления.

Одной из ключевых в творчестве Комара и Меламида является идея соавторства: их соц-арт — результат «сотрудничества» с тысячами безвестных художников, благодаря которым развился такой стиль, как соцреализм. Надо ли говорить, что их искусство противостоит популярной идее о художнике как об одиноком гении, творящем свой собственный мир. Для того чтобы на свет появился стиль, подобный комар-меламидовскому соц-арту, художникам было необходимо освоить множество уже сформировавшихся языков. Решающее влияние оказало обучение в Строгановском училище, которое они закончили в 1967 году: в то время там был предмет под названием «Стили», где студентов учили имитировать манеры художников былого, «соавторствовать» со всей историей искусств. Владение этим «словарем» помогало им мастерски сопоставлять в своей живописи элементы, взятые, казалось бы, из разных миров. Скрещивание кондового соцреализма с классикой, абстракцией или сюрреализмом не только провоцирует вопросы о сущности этих стилей и современном их понимании (как они существуют по отношению друг к другу), но и намекает на то, что современный человек живет и мыслит в условиях неразрешимого хаоса.

Живопись у Комара и Меламида часто является частью крупных проектов: например, в 1973 году художники представили публике «творчество» двух фиктивных живописцев, Николая Бучумова и Апеллеса Зяблова — фигур, находящихся как бы в оппозиции к истории искусств (и друг к другу). Бучумов, согласно легенде, жил в начале прошлого века, писал деревенские пейзажи и боролся с «модернистами-конструктивистами»; Зяблов же, творивший в петровские времена, был первым русским абстракционистом. Противоборство между традициями и современностью нашло отражение в мрачной серии «Ностальгический соцреализм» (1980-е годы) — картины «под старых мастеров», но с Лениным и Сталиным. В этом проекте Комар и Меламид критиковали неоконсервативные тенденции в американском современном искусстве. В то время они уже жили в США (эмигрировали художники в 1977-м).

Самым знаменитым детищем дуэта, без сомнения, является серия «Выбор народа» (1994–1997), в которой они иронизируют как над консервативными вкусами большинства, так и над современным искусством, которое говорит о демократии, но при этом остается элитарным и непонятым массами. Комар и Меламид провели исследования, дабы выявить художественные предпочтения жителей разных стран, а затем написали «идеальные» картины. Оказалось, что почти во всех странах большинство респондентов любит спокойные пейзажи, причем желательно с детьми и/или животными. А самым нелюбимым жанром является абстракция. В 1996-м Комар и Меламид совместно с композитором Дейвом Солджером (David Soldier) осуществили похожий проект: опросив 500 человек и выяснив, что им больше всего нравится и не нравится в музыке, они создали самую приятную и самую неприятную песню (послушать их можно на сайте Ubuweb).

Работать с «широкими массами» художникам не впервой. В конце 1970-х, вскоре после приезда в Нью-Йорк, они основали фирму по скупке человеческих душ, тем самым «пустив стрелу» как в русскую культуру с ее зацикленностью на душе, так и в американское «все продается». В результате «на руках» у новоявленных Мефистофелей оказались души нескольких сотен жителей города, в том числе Энди Уорхола (который отдал им свою душу совершенно безвозмездно)…

Картину Комара и Меламида купить вполне реально. На торги обычно выставляются вещи 1980-х годов, с эстимейтами 50–100 тысяч фунтов стерлингов. В 2008–2009 годах такие работы часто оставались непроданными, зато редкое раннее полотно принесло рекордную сумму. «Встреча Солженицына и Генриха Белля на даче у Ростроповича» происходит из лондонской частной коллекции; в 1976 году она экспонировалась на первой зарубежной выставке Комара и Меламида в нью-йоркской галерее Рональда Фельдмана (Ronald Feldman), имевшей большой успех у критиков.

Материал подготовила Юлия Максимова, AI

Источник: azbuka.gif.ru, magazines.russ.ru, svobodanews.ru, artinvestment.ru